Театр «Красный факел», группа «Платья за 130», Новосибирская творческая студия Константина Хабенского… Ко всему этому Екатерина Жирова имеет самое непосредственное отношение. «Мираману» она рассказала о том, зачем в детстве коллекционировала перья из боа актрис и перечитала всю взрослую литературу и почему, поступив на филфак и журфак, решила пробовать силы в театральном институте.
«Спектакль „Трамвай „Желание“» посмотрела 18 раз»
— Катя, вы учились у Александра Марковича Зыкова, который в те годы как раз был главным режиссером театра «Красный факел». Видимо, судьбой вам было предопределено работать именно здесь!
— Никогда не думала, что буду работать в «Красном факеле». Начнем с того, что по ряду причин я плохо и тяжело училась в институте. В первую очередь потому, что была дико неуверенным в себе человеком.
Кому-то все дается легко, кому-то через зажимы. Я отношусь ко вторым. Причем зажимы у меня были такие, что иногда у педагогов возникали сомнения: а не бездарность ли девочка? Звучали мнения о том, что я профнепригодна, педагоги намекали на то, что, может, мне не стоит тратить время на эту профессию, может, она совсем не моя. Было грустно, обидно.
Многим молодым артистам важно, чтобы в них поверили. Но на самом деле никто не обязан этого делать. Поэтому бывает так, что нужно выкарабкиваться самому. Я не выкарабкивалась.
Но была ответственной, трудолюбивой, деятельной — за что мне частенько прилетало. И где-то к четвертому курсу, наверное, у меня просто закончились силы за все переживать. Как раз в это время Галина Александровна Алехина ставила с нами дипломный спектакль — «Прекрасное воскресенье для пикника». И в какой-то момент, видимо, поверила в меня. Роль я сыграла прилично, это отметили на экзамене. Параллельно с дипломным спектаклем репетировала роль в постановке «Пеппи Длинныйчулок» в НГДТ под руководством Сергея Афанасьева. Галина Александровна говорит, что количество перерастает в качество, у меня так не получалось. В моем случае количество переходило в неосознанную веру в себя.
Институт я каким-то образом окончила с красным дипломом. Видимо, это был намек на то, что хватит уже сомневаться, пора что-то делать. Я пошла в театр под руководством Сергея Афанасьева. И на три года попала в совершенно прекрасный теплый мир! В это время происходили важные процессы становления актерского нутра. Там были первые шаги, первая большая роль, срочный ввод и капустник. Сергей Николаевич «разжимал» меня практически по пальчикам и за ручку. А потом были «Невольницы» в «Красном факеле». До этого я уже была задействована там в детском мюзикле, поэтому каким-то образом московский режиссер Екатерина Гранитова отсмотрела, когда пришло время кастинга и назначения на роли, и меня. Важным моментом стало то, что «Невольницы» планировались как мюзикл — возможно, поэтому выбор и пал на меня. А может, что-то она во мне увидела и поверила.
После этого меня пригласили работать в «Красный Факел». Решение далось, мягко говоря, сложно, но я понимала, что впервые иду навстречу страху, возвращаюсь в место студенческих зажимов, выхожу из зоны комфорта, проверяю себя «смогу ли?».
Период перехода был сумбурным. В тот момент у меня было ощущение, что кто-то берет меня за шкирку и переставляет в нужное место, просто потому, что так надо. Сейчас понимаю, что так оно должно было случиться и для чего оно надо было. Но Афанасьевский театр очень люблю.
Спектакль «Невольницы».
— Раз все так непросто складывалось, почему не попробовали себя в чем-то другом? Почему решили стать именно актрисой?
— Потому что в юности у себя в Северске я попала в театр, и сказать, что влюбилась, это ничего не сказать. Я стала фанатом театра до такой степени, что в восьмом классе перечитала всю взрослую литературу — Чехова, Толстого, Фаулза, Кафку… Я ничего не понимала, но чувствовала, что так становлюсь ближе к этому миру.
Потом была моя первая роль — в детском новогоднем спектакле я сыграла куклу. Это был полный восторг! В 13 лет все сходили с ума по-своему. Пока мои сверстники пробовали алкогольные коктейли и знакомились по подъездам, я сидела в театре. Каждую пятницу и субботу ходила на спектакли, практически все знала наизусть, а «Трамвай „Желание“» посмотрела 18 раз.
Еще, помню, полгода сбегала из школы, чтобы побыть на утренних репетициях в театре, коллекционировала афиши, собирала перья из боа актрис, знала запах своего театра, по ночам читала «Моя жизнь в искусстве» и шептала в темноту: «Любите ли вы театр, как люблю его я?». Для меня все это было какой-то сказкой, таинством. Мне нужно было находиться там, видеть, как работает этот механизм. Но как только я выходила на сцену, то впадала в моментальный зажим. По-моему, и сейчас ничего не изменилось.
После окончания школы поступала в ТГУ. Я неплохо писала, увлекалась фотографией, поэтому без проблем прошла на филфак и журфак. И… поехала поступать в театральный институт.
— И тоже поступили без проблем?
— Нет, это был какой-то страшный сон! Из-за того, что абитуриентов было много, вместо двух-трех часов волноваться пришлось два дня. Еще я зачем-то выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет — не знаю, что и кому хотела доказать в тот момент. Помню, зашла в аудиторию, споткнулась, кто-то засмеялся, меня это обидело чуть не до слез. Я вышла, огласила свой репертуар. Он был отвратительным. И педагог театрального института Наталья Анатольевна Никулькова предложила мне: «Расскажите то, что вы не готовили. Есть у вас любимое стихотворение?». Я ответила: «Да». И прочитала ровно три строчки с глазами размером с блюдца. Сергей Афанасьев, который тоже был в комиссии, сказал: «Все понятно, идите». Я переспросила, куда мне идти. На что Сергей Николаевич ответил: «Или домой, или на следующий тур».
Вторым туром были песни и танцы — то есть как раз то, в чем я чувствую себя свободно. Третьим — коллоквиум. Помню, меня спросили, читала ли я Станиславского. «Конечно», — ответила я, ведь считала себя невероятно театральным человеком. Как оказалось потом, это было огромной проблемой. Мастер моего курса говорил, что было бы проще, не знай я о театре ничего и не читай всех этих книг. Тогда бы я была чистым пластилином, из которого он мог начать что-то лепить. А так как я уже была, он говорил «замусорена», а я отвечала — «наполнена» какими-то представлениями о том, как это должно быть, большая часть времени ушла на то, чтобы меня от этих знаний очистить. В общем, творческого задания мне на коллоквиуме не дали. И каким-то странным образом моя фамилия оказалась в списке поступивших.
— Если песни и танцы — это то, в чем чувствуете себя свободно, почему не пошли по этому пути?
— Даже сейчас на вопрос о том, не хочу ли я сделать группу «Платья за 130» своей основной работой, я отвечаю — скорее, нет. Потому что я не певица. Я плохо пою, но по-актерски. Профессиональные вокалисты, которые слышали меня, говорят: «Что она делает? Она же дерет связки!». И они правы. Просто, когда впадаю в раж, несколько заносит и, извините, прёт. В такие моменты немного теряешь контроль, и голос, кайфуя от свободы, выдает«неправильно вокальные» звуки.
Родители у меня поющие — папа всегда был обаятельным бардом с гитарой, мама окончила музыкальную школу, потом училище, сейчас у нее огромный вокально-джазовый коллектив «Радужка», в котором занимаются дети с 3 до 18 лет. И всем было непонятно, почему к трем годам я не интонировала и не пела по нотам. В общем, родители решили это исправить и отвели меня в музыкальную школу. И я ее ненавидела! Тогда думала, что никогда не отдам своих детей в музыкальную школу. Но прошло время и я поняла: слава Богу, что тогда получила базу, которая теперь спасает.
«Платья за 130» и «БогомоLove» — это страшная смесь
— Сначала я увидела вас на сцене кабаре-кафе «Бродячая собака» в составе группы «Платья за 130», и мне показалось, что вы веселая, озорная. Потом посмотрела спектакль «Невольницы», программу «ПРОчтение: о разной любви», и там вы были совсем другая — очень трогательная. А в жизни вы какая?
— Мной правят эмоции, поэтому совершенно не могу сказать, какой я человек. Например, сегодня хорошая погода, солнце светит, и мне захотелось быть легкой, романтичной, надеть платье, позитивно смотрящей в будущее. А вчера я была абсолютно не в настроении — на мне были пацанские джинсы, все раздражало… А завтра, возможно, захочется гармонии и я решу заняться йогой, а послезавтра, вероятно, расхочется, и я соберусь заплести дреды и освоить скейтборд. И так постоянно: один день уверена, что достойна быть в этой профессии и могу в ней что-то сделать, другой — считаю себя полной бездарностью, занимающей чужое место. Один день хочу сделать что-товеликое, не прожить ни дня бесцельно, другой — быть матерью семерых детей, купить домик в деревне и завести козу. Периодически есть желание получить второе образование, а раз в месяц стандартно хочется превратиться в улитку. И эти метания происходят постоянно.
— Работе это не мешает?
— Когда в жизни происходит какое-то событие, то его шлейф ты непроизвольно выносишь на сцену. Что-то хорошее эмоционально наполняет, поэтому есть, что отдать зрителю. Но бывают другие периоды. Например, выпускается несколько премьер подряд, много концертов, переездов и перелетов — и ты выдыхаешься эмоционально, того, что можно отдать, остается мало. Хорошо иметь много работы, но в этом есть капкан — тебя может не хватить, а техники, благодаря которой это можно скрыть, пока нет. Поэтому приходится доставать энергию из каких-то загашников, а потом идет длительный период восстановления. И хорошо, если на него есть время. А если нет? Что делать в таком случае, пока не знаю.
— Где взяли энергию для концерта, который группа «Платья за 130» дала 1 января?
— Нам очень повезло со зрителями — пришли люди, которые захотели послушать именно «Платья за 130». Мы все были немного расслаблены, не играли громких песен — понимали, что для некоторых зрителей это может быть тяжело. Все здорово прошло — тепло, атмосферно.
— Кстати, у вашего сокурсника Сергея Богомолова тоже есть музыкальные программы. Может, как-нибудь объединиться? Он споет про лабутены, вы — про плюшевых медведей…
— Провокационный вопрос. С Сергеем у нас в прошлом трагические личные отношения, поэтому работать вместе нам тяжело и больно. А в целом, коллективы у нас, конечно, разные, мы иронизируем с женской позиции, он с мужской, но вполне мог бы получиться творческий батл. Но Серёжа не хочет со мной работать.
— Недавно «Платья за 130» выступали в Москве. Как встречала публика?
— Хорошо встречала. Но концерты были не главной целью поездки. В прошлом году во Всероссийском конкурсе Lenovo наша группа выиграла полмиллиона на запись альбома. Вот записывать и ездили. Кстати, победу в этом конкурсе я иначе как пинком судьбы назвать не могу. Во-первых, разве можно было предположить, что такая удача улыбнется трем девчонкам из Новосибирска. Во-вторых, театр пошел навстречу и каким-то чудом отпустил в Москву на 10 дней. Говорить о том, когда появится диск, еще рано. Но основную работу мы уже сделали.
«Хочу, чтобы у меня всегда было много работы»
— Театр «Красный факел», группа «Платья за 130», а еще и Студия Константина Хабенского! Расскажите, как работается с детьми?
— У меня с детьми всегда складывались хорошие взаимоотношения. Студия — это определенная часть моей жизни, как театр и группа. Там бывает и тяжело, и прекрасно. Сейчас в основном я занимаюсь с детьми ритмикой и вокалом. Мы беремся за вещи, которые не рискнули бы взять и профессиональные вокальные коллективы, и делаем. Наверное, потому что очень верим в себя и ничего не боимся. В студии занимаются очень искренние ребята, а для меня искренность — синоним определению «хороший артист». Да, иногда работа с детьми сильно выматывает, но и восстанавливает тоже.
Ребята не позволяют расслабиться, раскиснуть, поэтому всегда приходится держать себя в форме. И я просто люблю их, они такие славные жуки, такие свободные и фантазийные. А еще у них сейчас «влюблятельский» возраст… и это ужасно мило. Они придумывают этюды про любовь, переживают, размышляют, сочиняют.
Спектакль «Поколение Маугли».
— Мы сказали, что для вас хороший артист — это искренний артист. А как же техника, опыт…
— Вот, например, если математик знает формулу и может решить уравнение, он хороший математик, если не знает и не может, то плохой. В профессии артиста нет таких критериев. Непонятно, по каким признакам судить о том, хорошо ли сделана роль, все основано на субъективных ощущениях. Хороший артист для режиссера — это, наверное, внутренне свободный, универсальный, способный работать в разных жанрах актер, который и споет, и станцует, и на разных языках говорит. Или человек начитанный, глубокий, с подвижной психофизикой.
Иногда люди, которые сыграли много ролей, добились признания и славы, могут себе позволить на сцене экономить энергию. Но для меня хорошим артистом является тот, кто честно делает свое дело. Многое могу простить актеру за искренность и честность.
Спектакль «Женщина, которая вышла замуж за индюка».
— А кто такой хороший зритель? Для какого зрителя вы бы не хотели работать?
— Я не люблю злых людей. В жизни стараюсь с ними не контактировать, но в театре и на концертах выбирать не приходится. Я очень болезненно реагирую на необъективную критику, злые комментарии и выкрики из зала. Тебе не понравился спектакль? Но зачем едкими словами описывать минусы весовой категории артиста, строить домыслы о том, что если актриса красивая, то значит в голове у нее ничего нет. Зачем? Я не понимаю.
Да, все люди разные, и иногда кто-то не хочет продолжать смотреть спектакль. К мнению каждого человека я отношусь с уважением. Но зачем выходить из зала картинно, крича при этом: «Что вы мне тут показываете?! Это же ужас!». Что мне в этот момент делать на сцене? Хотя сейчас в театрах такое поведение редкость, и это радует.
Я не люблю выступать для публики, которая тычет купюрами и говорит: «Эй, давай пой еще». Меня пугают зрители, которые приходят с позицией: «Я заплатил деньги, давайте, удивите меня». Я люблю зрителей, готовых к экспериментам, понимающих. Хорошо помню первые спектакли «Невольницы», зал понимал, что на сцене начинающая актриса, и всячески поддерживал меня.
Даже если артист выглядит мегасамоуверенным, говорит, что ему плевать на чужое мнение, он лукавит. На сцене мы — актеры — очень открыты. И в этот момент не хотим понравиться зрителю, а стремимся донести чувства нашего героя, рассказать историю. Когда выходишь на сцену — душа нараспашку. Представьте, как неприятно, когда в этот момент в зале начинают звонить телефоны, слышится какое-то шуршание или разговоры…
Спектакль «Без слов».
— Программу «ПРОчтение: о разной любви», мне кажется, все зрители слушали, затаив дыхание. Горьковская «Дора» в вашем исполнении вряд ли кого-то оставила равнодушным. Как работалось в чтецком жанре?
— Сложно. Но я безумно рада, что этот проект случился. Еще с института у меня был зажим на монологи, а тут я взяла и сделала то, чего боялась.
В какой-то мере мы были первооткрывателями в своей возрастной категории, потому что до «ПРОчтения: о разной любви» молодежь ничего подобного на сцене театрального «КаФе» не делала. Мы не знали, будет ли этот формат интересен зрителю, будет ли проект интересен нам самим. Все делали сами, так, как видели.
Все актеры выбирали несколько произведений о любви. И в какой-то момент мне на глаза попалась «Дора» Максима Горького. Такого типа любви в программе еще не было, я подумала, что для мозаики «ПРОчтения» это произведение идеально подходит. А когда начала учить текст, поняла, что это просто невозможно! Потому что сейчас так не говорят! Но программе уже полгода, и я стала испытывать какое-то особенное удовольствие от произнесения этих слов.
— А детские спектакли — это для вас серьезно?
— Кажется, на них я трачусь больше, чем на взрослые. Если в детском спектакле ты играешь главную роль, и зрители не встали на твою сторону — ничего не получится. Никакая техника не поможет. Если ты не будешь искренним, дети тебя сразу раскусят и заскучают, уснут. И вот эта «искренность» в детских спектаклях отчего-то очень затратна и эмоционально, и физически. Долгое время одним из самых сложных для меня был спектакль «Пеппи Длинныйчулок». Хотя его нельзя назвать детским, темы там поднимаются очень даже взрослые и серьезные.
— Если возникает период, когда нет ни спектаклей, ни концертов, чем тогда занимаетесь?
— Когда у меня много работы, я жалуюсь, что устала. Но как только что-то начинает происходить без меня, возникают внутренние страдания на тему, что я бездарность. Когда вижу свое имя в распределении ролей, то понимаю: впереди меня ждет три месяца бессонных ночей, потому что буду работать над ролью, постоянно рефлексировать, меня перестанут узнать дома, все превратится в какое-то сумасшествие. Когда я не вижу своего имени в распределении, то это равносильно концу света. Одной премьеры в год мне мало. Не потому, что это не удовлетворяет мое эго, а потому что я теряю навык. Хочу, чтобы у меня всегда было много работы. Она, кстати, и от бесконечных самокопаний спасает.
Что почитать и послушать
Почитать
Габриэль Гарсия Маркес «100 лет одиночества».
Джордж Оруэлл «1984».
Послушать
Стинг, Postmodern Jukebox, Сергей БогомоLove.
Досье
Екатерина Вячеславовна Жирова
День рождения — 19 июля.
Окончила Новосибирский театральный институт в 2011 году.
С 2011 по 2014 годы — артистка Новосибирского городского драматического театра под руководством С. Н. Афанасьева.
Весной 2014 года на II Всероссийском фестивале «Волжские театральные сезоны» получила специальный диплом жюри за исполнение роли Васки в спектакле Сергея Афанасьева по пьесе Леонида Леонова «Унтиловск».
Работы в нынешнем репертуаре театра «Красный факел»:
- Михаил Лермонтов /«Маскарад»/ Женские маски, гостьи на балу и прощающиеся с покойницей;
- «Без слов» / Женщина;
- Владимир Илюхов «Пудинг на завтрак — Том на обед» / Мэри;
- Александр Островский / «Невольницы» / Евлалия Андреевна;
- Ярослава Пулинович «Жанна» / Вика;
- Гунилла Боэтиус «Женщина, которая вышла замуж за индюка» / Юа.
Вопросы задавала Татьяна Бушмакина.
Фото: из личного архива Екатерины Жировой и предоставлено театром «Красный факел».
