О главном достижении в жизни, первой роли на профессиональной сцене и чудесах, которые ждет от спектаклей, актер театра «Красный факел», заслуженный артист России рассказал порталу «Мираман».
«Я не очень доверчив и не склонен покупаться на хорошие слова»
Бенефис. Фото: Игорь Игнатов.
— Владимир Евгеньевич, в этом году поздравить вас с юбилеем пришло много людей — друзья, коллеги, зрители. А что для вас стало самым ценным подарком?
— Думаю, когда мне было лет 30, уж не говорю про 20, в мои планы вообще не входило встречать подобные юбилеи. Но вот встретил. Мой старый друг Сережа Петров специально прилетел из Москвы. Это был сюрприз. Может быть, подарком могла бы стать большая, шикарная роль, но не случилось. Сам по себе такой юбилей — не самая большая радость. Много хороших слов было сказано. Хотя хорошие слова, которые произносят на юбилеях, приятны, но не очень дорого стоят, потому что всегда и всем говорятся в дни рождения.
С другом Сергеем Петровым. Фото: Игорь Игнатов.
— Не верите словам?
— Нет. Хотя есть золотые, не дежурные, которые произносятся от души, когда человеку мало слов, чтобы выразить то, что он чувствует. Это слышится и это большая радость.
Я вообще не очень доверчив, не склонен покупаться на хорошие слова. Есть такое понятие как лесть. Но я от этого защищен: льстят обычно тем, от кого зависят — от меня никто не зависит, поэтому можно большему количеству слов верить.
— Поздравляя, вас называли «человек-театр», «человек-легенда». А сами себя вы бы как охарактеризовали?
— Я знаю, что хотел бы быть совершенно другим — гораздо умнее, талантливее. Гораздо. Но мне хотелось бы называть себя артистом. Моя профессия — актер. А артист — это высший знак, великое звание. Может, иногда, в какой-то момент, я его достоин. Но иногда бывал и бываю совсем недостоин, потому что недостаточно глубок, дерзок, артистичен. Мне всегда недостаточно в сравнении с тем, чего бы хотел от себя.
— Когда только решили стать актером, понимали, что всегда будет недостаточно? Или думали, что сложится проще, быстрее, иначе?
— Наверное, в молодости в какие-то моменты предполагал, что во мне есть что-то, и я буду таким, как Иннокентий Смоктуновский, Константин Райкин, — считаю их великими артистами. Были такие тщеславные моменты — полагал, что дотянусь до них. Не дотянулся.
«С ролями расстаюсь без сожаления»
— Помните самый первый спектакль, который видели?
— Хорошо помню старый ТЮЗ, отец тогда работал там. В одной из сказок этого театра крутился шар, оклеенный зеркалами. И это шар меня поражал. Это сейчас есть несусветные возможности, а тогда это было чудом. Когда свет еще не был погашен, на сцену выходили осветители — две девушки, их рабочее место находилось наверху. Как только они взбирались туда, гас свет и спектакль начинался.
Сейчас осветители уже не выходят на сцену, но в момент, когда гаснет свет, я — зритель, всегда жду чуда. И иногда оно случается — происходит такое, от чего нельзя оторвать глаз, потому что это красиво, потому что это тонко, потому что режиссер придумал интересный ход, который захватывает.
— Из последних чудес что можете назвать?
— Наверное, наши «Три сестры». Это выдающийся спектакль. Я посмотрел его два раза. Причем во второй смотрел с опаской, потому что у меня такое бывало — понравится постановка, покажется интересной, приходишь посмотреть снова, чтобы увидеть как спектакль развивается, а испытываешь разочарование — вместо того, чтобы развиваться, он рассыпается. Будто из проводов электричество ушло. Это очень обидно. «Трех сестер» я посмотрел без малейших потерь и понял, что это настоящий, большой спектакль — пронзительный, удивительный, подробный, замечательный по актерскому составу. Не зря о нем так много говорят.
— Роли тоже могут рассыпаться?
— Бывает такая коррозия. Есть артисты, которые буквально воюют, чтобы спектакль продержался подольше, а я без сожаления расстаюсь с ролями. Уходит спектакль — значит, пришел срок. Даже если это случилось рано. Иногда меня спрашивают: как не надоедает играть одно и то же годами? Для меня это одно из чудес театра — на каждом спектакле роль для меня новая, она не становится заигранной, замыленной. Я вхожу в нее как в некое пространство, в котором надеюсь обнаружить то, чего еще не обнаружил.
Спектакль «Женщина, которая вышла замуж за индюка». Фото: Фрол Подлесный.
— И все же — более 70 ролей сыграно. Чем они измеряются для вас? В конце концов, не количеством же.
— Нет, конечно. Но раз этот «донжуанский», актерский список всегда составляется, называются цифры, то что-то они все же значат. В театре говорят, что актер учится на ролях. Часто так бывает: актер, который много играет, быстро растет. Ниоткуда ничего не берется, поэтому роли лишь открывают человека, просто достают из него то, что в нем есть. Количество — серьезная вещь. К тому же, я всегда считал, что играть надо разные роли. Не надо сидеть и ждать какой-то своей. Если не идет и кажется, что роль не моя, тем более надо играть. Значит, есть шанс что-то новое в себе обнаружить. Иногда актеры рассуждают: моя роль, не моя. Терпеть этого не могу. Если не получается, значит, я чего-то не нашел. И если я актер, тем более — артист, то любая роль — моя.
Спектакль «Декамерон». Фото: Фрол Подлесный.
— Но наверняка в самом начале карьеры думали, что ролей так 100 сыграть надо…
— В молодости думал о ролях, о количестве — нет. Гамлета хотел сыграть, Хлестакова. Сейчас и о ролях мало думаю. Какую хотел бы сыграть? Да любую. Большая — прекрасно, небольшая — тоже что-нибудь поищем. Главное —чтобы работа была. Потому что самое ужасное — ролей не получать. Так же как роли развивают актера, делают его интереснее, так же их отсутствие убивает. Быть долгое время без работы — великая драма. Актер гаснет, как свечка. И может такое случиться, что ее уже не зажжешь.
«Мне сказали: «Если не уйдешь сейчас, то останешься на второй год»
— Вы себя еще и в роли педагога пробовали. Не понравилось?
— К сожалению, из-за комплекса неполноценности — это моя неприятная и тяжелая особенность, у меня есть внутренние сомнения: чему я могу научить, если сам ни черта не знаю? Что я буду говорить студентам? Они, наверное, и так все знают. К тому же, они молодые и слышат все по-другому. А я от возраста слегка оглох — в прямом и переносном смысле. Поэтому сам я в педагоги никогда не рвался. Когда приглашали преподавать — не отказывался.
Если заниматься этой грандиозной профессией всерьез, то надо отдавать всего себя, чего я никогда не мог, потому что мне интереснее быть актером. Наверное, выдающиеся люди умеют совмещать две этих профессии. Например, Константин Аркадьевич Райкин — великий педагог и актер одновременно. Но он огромный человек. Я не такой огромный.
— Вам с педагогами повезло?
— Своего первого педагога — Константина Савича Чернядева — помню всю жизнь. Он тогда был главным режиссером «Красного факела». Жаль, что учился у него всего год — он потом переехал в Одессу. Слушать Константина Савича можно было сколько угодно, открыв рот. И дело не в том, что он говорил — мог рассказывать истории из жизни, но создавал такой объем, говорил так глубоко, интересно, образно. Произвел на меня большое впечатление.
— Что еще из студенчества запомнилось больше всего?
— Мои замечательные однокурсники. Наташа Орлова, которая сейчас служит в «Глобусе», Леонид Кипнис — ныне директор Новосибирского театра музыкальной комедии, Анатолий Узденский, который работает в московском«Современнике»… Очень хороший был курс. Много интересных людей.
Но у меня в театральном было специфическое положение — учиться туда я пришел после 8, а не после 10 класса, поэтому был самым младшим на курсе. И эта разница, когда ребята считали себя взрослыми, а меня ребенком, создавала определенный психологический климат. Однокурсники немного свысока смотрели на меня, давали прозвища, помню, почему-то звали Жаконей. Девчонки всерьез не воспринимали, у всех происходили любови, а я к этому не имел никакого отношения. Это напрягало. Иногда доходило до слез.
— Почему же не закончили 10 классов?
— Потому что учился я безобразным образом, и мне сказали: «Если не уйдешь сейчас, то останешься на второй год». К сожалению, и это моя большая проблема, учиться я умею только тогда, когда мне интересно. Как только интерес пропадает, у меня будто мозг выключается. Я открывал учебники геометрии, биологии, и создавалось ощущение, что они написаны на китайском языке. А я еще был нервным очень — мог книжку схватить, швырнуть в стену, пинать ее вместо того, чтобы вникать. В общем, ужасно. А так как театральное училище было средним учебным заведением, то брать туда были обязаны после 8 класса. Правда, это не афишировали, потому что не хотели связываться с малолетками. Я был одним из первопроходцев. До меня после 8 класса в училище поступил только Саша Ильин — замечательный актер, в «Маяковке» работал.
Хотя в результате мой возраст никак не сказался на учебе: как студент я состоялся довольно быстро — был заметен, играл главные роли. Еще учась, стал играть в театре. Хорошо помню, как Константин Савич Чернядев впервые ввел меня в спектакль «Венецианские близнецы». До меня в нем играл Саша Ильин. Но он окончил училище, уехал в другой город, и на роль носильщика назначили меня. Никогда больше у меня не было таких сценических впечатлений! Мне нужно было вынести громоздкий сундук — он был легким, но я играл, что он тяжелый. Подойти к главному герою, сказать реплику, получить за свою работу деньги и уйти — это вся роль. И вот выхожу на сцену, меня слепит свет… я не понимаю, где находится зритель, где кулисы… Кручусь, как идиот. И вдруг вижу глаза Владлена Егоровича Бирюкова, который исполнял главную роль. Понимаю, что должен разговаривать с ним. Подхожу, ставлю сундук, сажусь на него, говорю свою реплику, Бирюков кидает мне деньги. Я встаю и, не очень понимая куда, иду. Кто-то даже из-за кулис помахал, указывая направление. Это был первый и последний раз. Потом я всегда понимал: вот рампа, вот кулисы, вот сцена, вот зрители. А тогда — темная дыра и слепящий свет.
«Мне долго приходилось доказывать, что я не бездарь»
— У вас театральная династия. Получается, судьба ваша была предопределена?
— Мама-театральный критик, отец-актер. С детства я существовал в театральной среде — в наш дом приходили режиссеры, актеры, поэтому мне некуда было деться. Тогда это произошло чуть ли не вынужденно, а сейчас мне сложно представить себя в какой-то другой профессии. Ничем другим не мог и не хотел бы заниматься.
— То, что семья у вас театральная, помогало или мешало?
— Отчасти помогало, потому что я был в теме. Отчасти мешало, потому что долгое время мне приходилось доказывать людям, хорошим в том числе, что я не бездарь. Потому что это клеймо ставится автоматически: раз сын артиста — значит, в театр впихнули. Параллельно с работой во мне существовало раздражение по поводу этого отношения ко мне. Это мешало мне очень. Но не хватило силы воли никому ничего не доказывать.
Спектакль «Довлатов. Анекдоты». Фото: Фрол Подлесный.
Спектакль «Довлатов. Анекдоты». Фото: Татьяна Ломакина.
— Вашему сыну — Евгению Лемешонку — ничего доказывать не приходится? Все же в разных сферах работаете: вы — актер, он — театральный художник.
— Да. Мой сын во многом другой человек — более самодостаточный, никому ничего не доказывает. Очень интересный, умный, талантливый. Горжусь им.
— И, наверняка, ему приходилось играть в спектаклях, как это часто бывает в театральных семьях.
— В одном из спектаклей Женя играл ребенка, даже на гастроли со мной ездил. А вот про себя такого не помню. Помню, как с артистом Адольфом Ильиным в радиотеатре читал рассказ Василия Шукшина «Космос, нервная система и шмат сала». Мне тогда было лет 12–13 и я остался страшно недоволен собой. Мне казалось, что Адольф такой правдивый, а у меня какой-то фальшивый и совершенно бездарный голос. Отец тогда смеялся: «А как ты хотел? С большим артистом работаешь»!
— С отцом ведь доводилось играть на одной сцене?
— Не так много. В спектакле «Гнездо глухаря» мы сыграли отца и сына, вместе работали в постановке «Восемнадцатый верблюд», в «Ромео и Джульетте», в «Ревизоре» — отца пригласили в ТЮЗ сыграть городничего, меня —Хлестакова. Ради этой роли я тогда ушел из «Красного факела». Потом вернулся.
— Еще в городском драматическом театре под руководством Сергея Афанасьева много работали. Хорошо помню вашего Астрова в «Дяде Ване» — замечательная была роль.
— Я и сам считаю, что это — наиболее гармоничная моя работа. Благодаря тому, как она вписана в спектакль, как я в ней существовал, каждый раз открывалось что-то новое. Лет 10 играл в этой постановке. Потом, как бы тяжело это ни было, сам сказал: «Все, я старый для этой роли. Уже не имею права играть Астрова, которому было 36 лет, в свои 55. Я уже, скорее, профессор Серебряков».
Вообще, Чехов — это лучший драматург, которого знаю. Я, конечно, часто бывал недоволен, как и сейчас, но с расстояния лет могу сказать, что это удивительная роль, потому что каждый раз она открывала новую дверь, за которой было неосвоенное пространство. И надо было туда идти, обживать то новое, чего не знал. Чехов гениальный.
— А как с расстояния лет менялся театр вообще? В рамках проекта «РетроПерспектива» удалось посмотреть спектакль «Три сестры» 2000 года, в котором вы сыграли Кулыгина. Совсем ведь другой был театр…
— Я и сам с удивлением смотрел этот спектакль. С актером Игорем Белозеровым, который в нем сыграл роль Вершинина, у нас было ощущение, что спектакль живой, не архаичный. Перенеси его в сегодняшний день, и он бы жил, уместно выглядел в нынешнем репертуаре. Даже мог бы сосуществовать с «Тремя сестрами» Тимофея Кулябина. Тот спектакль мы на «Золотую Маску» возили, он был представлен в 4-х номинациях, в том числе были номинированы я и Лидия Байрашеская. Видимо, что-то он из себя представлял. Режиссер спектакля Олег Рыбкин — талантливый человек, хотя не всем нравился. При нем я не очень много работал в «Красном факеле». Больше сотрудничал с театром под руководством Сергея Афанасьева.
— Любите, когда работы много?
— Да, когда переходишь из спектакля в спектакль: только сдаешь премьеру, подходишь к распределению, а там новая роль, снова сдаешь, и снова роль… И думаешь: да что же это такое?! Но я отдаю себе отчет в том, что если подойду к списку распределения и не увижу себя там, то мне это не понравится.
— Опять же, с расстояния лет, своим главным достижением что считаете?
— Я не очень себя берег, поэтому, наверное, мое главное достижение в том, что я до сих пор относительно хорошо двигаюсь на сцене, не поскрипываю при ходьбе, еще как-то гнусь. В общем, несмотря на преклонный возраст, в более-менее рабочем состоянии.
Спектакль «Довлатов. Анекдоты». Фото: Фрол Подлесный.
— Зарядка, спортзал?
— Стараюсь делать зарядку. Когда-то регулярно ходил в тренажерный зал, потом бросил. Я ленив. А актер — это такая профессия, в которой сколько ни работай над собой — всегда мало. Я многого не сделал для того, чтобы быть лучше.
— Ради чего выходите на сцену?
— Константин Аркадьевич Райкин говорил: «Мы были уверены, что от того, как будем играть, изменится мир». К сожалению, не могу о себе сказать того же. Я просто всегда выхожу на сцену с надеждой, что сегодня сделаю лучше, чем вчера.
Досье
Владимир Евгеньевич Лемешонок, Заслуженный артист России.
Окончил Новосибирское театральное училище в 1975 году. С 1983 года — актер театра «Красный факел».
Дипломант Высшей Национальной театральной премии «Золотая Маска» за роль учителя Кулыгина в спектакле Олега Рыбкина «Три сестры».
Авторский моноспектакль Владимира Лемешонка «Пылинки в луче бытия» по произведениям Владимира Набокова был отмечен Гран-При премии «Парадиз» Новосибирского отделения Союза театральных деятелей России.
В 2007 году Владимир Евгеньевич стал дипломантом Национальной театральной премии «Золотая Маска» в номинации «Лучшая мужская роль» (Оргон в спектакле Андрея Прикотенко «Тартюф»).
В 2009 году по итогам фестиваля-конкурса «Парадиз» был награждён премией за лучшую мужскую роль второго плана (роль Елецкого в спектакле «Нахлебник»).
В 2010 году — снова лауреат премии «Парадиз» (роль Казарина в спектакле «Маскарад»).
Владимир Лемешонок единственный актер, обладающий «Парадизом» за критическую публикацию в газете.
Работы в нынешнем репертуаре «Красного факела»:
Михаил Лермонтов «Маскарад» / Казарин Афанасий Павлович;
Вадим Бочанов «Сильвестр» / Августин, актёр;
Григорий Горин / «Поминальная молитва» /Лейзер;
Брайен Фрил (по мотивам романа И. С. Тургенева «Отцы и дети») «Отцы и сыновья» / Кирсанов Павел Петрович;
Владимир Илюхов «Пудинг на завтрак — Том на обед» / Мистер Мякки;
Джованни Боккаччо «Декамерон» / Святой отец, Авраам, Сеньор Симоне, Никострат, Судья;
Сергей Довлатов «Довлатов. Анекдоты» / Художник-заключенный, Беглар Фомич Тематеузов, главный редактор газеты «Советская Эстония» Генрих Францевич Туронок;
Александр Островский / «Невольницы» / Евдоким Егорыч Стыров;Павел Поляков, Артем Находкин, Павел Южаков, Анастасия Журавлева «Агенты праздников» / Евгений Константинович, владелец агентства,«босс»;
Гунилла Боэтиус «Женщина, которая вышла замуж за индюка» / Папа;
Даниель Наварро, Патрик Одекер / Перевод Сергея Самойленко «Чай с мятой или с лимоном?» / Робер.
Вопросы задавала Татьяна Бушмакина.
Заглавное фото: спектакль «Невольницы», автор - Фрол Подлесный.
