В середине февраля в рамках off-программы театра «Старый дом» состоялась премьера, говорить о которой начали, пожалуй, с самого начала работы над постановкой. Мол, и играют там вовсе не актеры, и сценария никакого нет, да и вроде самого Летова там не покажут… О том, что в «Летове» было и что еще будет, мы побеседовали с двумя авторами спектакля — художником Антоном Болкуновым и режиссером Галиной Пьяновой.
«Летов уходил от клише. И мы старались не потерять эту линию»
— Галина, Антон, была на премьере 19 февраля. Меня очень впечатлил спектакль — и формат, когда постановка буквально рождается на твоих глазах, и состав — два художника, режиссер, актер и музыкант, и эмоции, впечатления, с помощью которых вы рассказали о своем Летове. Никогда ничего подобного не видела. И все же — почему Летов?
Галина Пьянова. Галина:
— Егор Летов — очень важный человек для авторов спектакля Антона Болкунова и Сергея Мельцера. Можно сказать, они сформированы личностью этого человека. Не только творчеством, но и ЛИЧНОСТЬЮ.
Летов — фигура неоднозначная, но по своим масштабам — редкое явление в современной жизни. Мы с Антоном и Сергеем из разных поколений, на разных вещах сформированы, поэтому, когда они предложили мне поучаствовать в этой постановке, я задала вопрос: «А почему именно Летов?» На это они мне ответили: «Понимаешь, благодаря ему мы, например, определенную литературу читать начали — Кундеру, Сартра, Маркеса… Все это пришло благодаря Летову, его песням». Мне это говорят умные, талантливые, интересные и интеллигентные люди, и если они сформированы Летовым, то хочу в эту историю. И пошла.
Сергей Мельцер. Антон:
— Идея этого спектакля не придумывалась специально. Она будто была всегда, просто сейчас вышла на поверхность. В постановке мы не ориентировались на какую-то конкретную аудиторию, потому что просчитать аудиторию Летова сложно: это могут быть и неформалы, и панки, и интеллигентные взрослые люди. Для нас важно другое — чтобы спектакль был интуитивно понятным, чтобы с помощью своих впечатлений мы выстроили некую историю, в которой не нужно рассказывать, кто, куда и зачем пришел, но чтобы это и так было ясно.
Антон Болкунов.
Галина:
— Так как это авторский театр, в котором очень много личного, у нас ни в коем случае не было цели создать линейный сюжет, биографию, делать литературную компиляцию или концерт. Мы ориентировались на личное восприятие и в зале ожидали и ожидаем людей, которые готовы думать, разговаривать, мыслить вместе с нами. Не просто проживать что-то: плакать или смеяться — а воспринимать и находиться с нами в этом пространстве. Наверное, это и есть главное отличие этого спектакля от традиционных.
— Во время спектакля действительно было ощущение, что постановка рождается прямо здесь и сейчас. Пару раз мне даже показалось, что и как такового текста сценария нет — сплошная импровизация…
Антон:
— Постановку мы делали лабораторным способом: придумывали — проверяли, придумывали — проверяли. И правда не писали какой-то каркас, сценарий.
Были вещи, которые фиксировались на бумаге. Но как только спектакль уходил в конкретную форму, начинались дискуссии, потому что хотелось сохранить уникальность этой фигуры и неопределенность жанра.
Конкретика — это очень удобно, но теряется атмосфера, которая была нам нужна. Мы работали над интуитивным прочтением, потому что некоторые вещи невозможно сказать словами.
Сам Егор Летов говорил о том, что как только какая-то вещь обретает название, она тут же теряет масштаб и перестает иметь силу. А когда появляется что-то, для чего нет названия, это действительно мощно. Всю свою жизнь Летов уходил от клише, постоянно делал что-то уникальное. И мы, работая над спектаклем, старались не потерять эту линию.
Галина:
— Зафиксированного текста в «Летове» действительно нет. Конечно, в каждой сцене мы понимаем, о чем говорим, куда идем, видны сюжетные линии, но при этом там такой поток профессиональной импровизации от всех участников спектакля! Причем это не разгильдяйство, а подготовленный театральный процесс. Это лаборатория, в которой мы продумывали определенную форму существования, в которой разрешено быть настолько свободным, что можно позволить себе говорить то, что в эту минуту думаешь, сохраняя при этом актерские и театральные задачи. Не скажу, что мы абсолютно этот уровень свободы обрели. Но все репетиции были посвящены внутренней раскрепощенности, когда ты веришь в себя, когда ты сильный. Все это — природа Летова. В одном из интервью он говорил, насколько важно верить в то, что делаешь. Потому что если не веришь, то даже гвоздь забить не сможешь. Опираясь на эту энергию, мы и пробуем вещи, в определенной степени для театра утопические.
Антон:
— Это еще и буддистские идеи, следуя которым надо жить здесь и сейчас, находиться в настоящем. В спектакле мы тоже старались приблизиться к этому состоянию, прислушиваясь к тому, что происходит внутри тебя, не форматируясь.
— Есть такое мнение, что нужно приходить на премьеру, а потом, спектаклей через десять, еще раз, чтобы посмотреть, во что разовьется постановка. А с Летовым, получается, спектакль в чем-то каждый раз будет новый?
Галина:
— Да, всегда разный. Например, в спектакль будет введен Анатолий Григорьев, и постановка станет совсем другой. Потому что мы имеем дело с театром художника, а художником сейчас станет очень хороший артист. Интересно, что из этого получится.
Антон:
— Возможно, изменятся текст и отношения между персонажами. Потому что Толя привнесет в спектакль что-то свое.
Не понимать Летова — это духовное нищебродство
— Формат лаборатории делает свободным и зрителя. Например, если бы я сидела в большом зале на классической постановке и кто-то вдруг начал комментировать спектакль, сочла бы человека дурно воспитанным. А на «Летове» комментировали, и это не мешало восприятию. А вам не мешало?
— Мы были настроены на такое восприятие. Когда только начали заниматься постановкой, то оказалось, что у Летова много не ленивых фанатов, которые стали писать письма с угрозами, обещали прийти на спектакль и избить нас. И такая реакция понятна, потому что многие видели фильм «Высоцкий» и предполагали, что в спектакле на сцену выйдет человек, который будет играть Летова, а каждый имеет свое субъективное право на этот образ, на своего Летова. Мы готовились даже к тому, что люди придут и просто забросают нас чем-нибудь. К счастью, этого не произошло, и те реплики, которые звучали из зала, были репликами понимания. И мы провоцируем зрителей на этот диалог.
На премьере был один режиссер, и после спектакля он сказал: «Когда на сцене вы стали включать любимые песни Летова, мне так хотелось вскочить с кресла и крикнуть: «А мне это нравится!» Говорю: «Ну и соскочил бы! Мы бы все вместе с удовольствием послушали».
…Героя сейчас нет. Театр находится в поиске героя. А Летов — все-таки герой. Я понимаю, что многие скажут: «Ты с ума сошла, что ли?» Летов — человек-герой. Потому что он существовал в абсолютной вере в то, что создает, потому что служил, как солдат, какому-то ирреальному миру, который нас всех сейчас подпитывает энергетически. Время поэзии Летова пришло.
В Новосибирске я была на одной встрече, где авторы читали свои стихи. Вышел один мужчина и сыронизировал, мол, сейчас будет стихотворение малоизвестного омского поэта, и стал читать «Родину» Летова. Примерно о том, что происходило дальше, написано в учебниках по истории театра — в 1967 году в «Современнике» в спектакле «Большевики» актеры в финале пели «Интернационал», и зал вставал. Я не понимала — что же такое они делали, чтобы заражать столько людей. И вот увидела это своими глазами. К концу стихотворения вслух строки повторял уже весь зал! Это никак не срежиссируешь, это можно только наблюдать и передавать.
Антон:
— Для меня Летов абсолютно понятен, абсолютно интересен. Когда вокруг этого имени начинаются какие-то разногласия, для меня это дико! Конечно, о вкусах не спорят, мы все люди разные, но для человека мыслящего это дико. В его творчестве отчетливо прослеживается, где он ироничен, где он зол, где он любит, где он добр. И кажется, не понимать Летова — это духовное нищебродство.
Галина:
— У каждого свой путь прихода к этой энергии и поэзии. Летов — просто очень родной, и эту родственность тяжело принять, потому что эта родственность нелегкая. Не поет он в мажоре, у него интонации иногда очень страшные, надрывные. И нелегко сказать, что в этом я вижу себя. Потому что хочется быть легким, романтичным, а Летов поднимает какие-то низы. Его называют королем безысходности. Вот оно, наше русское отчаяние — дойти до низа и полететь вверх. Поэтому мне кажется, что он «вернется» именно сейчас. Думаю, скоро мы услышим его во многих спектаклях, Летова начнут петь в переходах, по ТВ.
Вообще, это магическая личность — он примагничивает, и от него сложно оторваться. За собой замечаю: когда ставишь трек Летова, делать что-то параллельно уже не получается, оказываешься в какой-то своей вертикали.
Я ни разу не слушала альбом Летова целиком. Мне кажется, иначе я просто не вернусь.
— Кстати, почему в спектакле так мало песен Летова?
— Попытки использовать музыку Летова у режиссеров были неоднократно. Например, в фильме «Как я провел этим летом» герой бегает с плеером, в котором играет музыка. Я читал, что изначально режиссер хотел, чтобы герой слушал «Гражданскую оборону», и на титрах хотел поставить что-то из «ГО». Потом Борис Хлебников снял фильм — даже название позаимствовал у Летова: «Долгая счастливая жизнь» — и тоже хотел включить треки Летова. В итоге оба от этой идеи отказались: когда попытались это сделать, получилось, что Летов все перевешивает. Получалось, что есть фильм, а есть песни. Поэтому мы даже не пытались этого сделать.
— Как к идее поставить «Летова» отнеслись его родственники?
Галина:
— Когда мы начинали работать над спектаклем, очень волновались, потому что у Екатеринбургского тетра есть нехороший опыт со спектаклем «Башлачев» — родственники запретили уже вышедшую постановку. Мы общались с вдовой Егора — Натальей Чумаковой и братом — Сергеем Летовым. И рады, что познакомились с этими чистыми, светлыми и любящими Егора людьми.
Антон:
— Сергей приходил к нам на репетицию — за два дня до премьеры. Это было так странно — играть для одного человека. Особенно если это Сергей Летов.
Галина:
— Зашел он в зал, поставил свой саксофон, посмотрел спектакль. Мы, честно говоря, переживали, что ему не понравится. Но последовал двухчасовой монолог, в котором Сергей рассказывал о Егоре. И Наталья, посмотрев спектакль, сказала, что во многих моментах она увидела Егора, хотя в самой постановке его не было, но создалось ощущение, будто мы и правда присутствовали при тех обстоятельствах. Мы интуитивно прошли этот путь. Наверное, в этом нам сам Егор помогал. Думаю, он очень хотел, чтобы такой спектакль появился.
автор: Татьяна БУШМАКИНА
фото: Фрол ПОДЛЕСНЫЙ и из личного архива героев публикации.
