19 – 21 ноября в Новосибирске прошел очередной Всероссийский литературный фестиваль "Белое пятно" - событие, дающее возможность поговорить о современной литературной жизни и пообщаться с ее представителями.
В этом году одним из приглашенных писателей стал Евгений Белодубровский — литературовед, библиограф, исследователь культурной жизни Петербурга. На встрече с читателями, прошедшей в магазине "Плиний Старший", Евгений Борисович рассказал о том, почему в его книге спутниками воспоминаний о себе и времени стали пальто, из-за чего автор получил прозвище "Пушкин", а также о самых важных жизненных эпизодах, из которых в итоге соткалась целая сага. О наиболее интересных моментах беседы читайте в этом материале.
Справка
Книга Евгения Белодубровского "Сага о пальто" посвящена воспоминаниям о событиях, встречах, беседах, произошедших в жизни автора и представленных на фоне культурного пространства Петербурга.
"Бывают странные сближения" — фраза из "Заметки о "Графе Нулине" А.С. Пушкина.
О том, как стать писателем
— Так получилось, что в мире литературоведов я довольно известен… Мне всегда было интересно понять, с точки зрения науки, откуда берутся писатели, что ими движет, имеют ли они право пересказывать чужую жизнь. И ведь то, что становится искусством, всегда достойно изучения — это то, чему можно посвятить себя. Поэт Василий Васильевич Гиппиус, преподававший Набокову литературу в училище, однажды сказал: "Не каждый человек может стать писателем, а только тот, кто, написав какой-то текст, считает его адресованным не себе, а всему человечеству". Действительно, большие писатели всегда обладают этим честолюбивым желанием.
О пальто – персонажах книги
— Мне нужно было освободиться от желания пересказать всем свою жизнь, в которой нет ничего героического. Не только героического, но и того, что, так или иначе, не касается любого человека. Ведь любому из нас есть что рассказать о себе, часто встречаются фамилии, за которыми стоит целый род со своей историей. Но моя книга неожиданно понравилась, все стали говорить: "Ты здорово написал!"
А вообще это (процесс создания книги - прим. автора) далось довольно легко. Интересно было переходить от рассказов о себе к тем героям и той ассоциации, которые вызывает какое-либо слово. К примеру, почему у меня было такое прозвище — "Пушкин", при чем тут Ахматова и так далее. Какая-нибудь финская молочница становится чуть ли не героиней моего романа. И это вдруг оказалось интересно читателям.
Вообще эта книга — попытка реставрировать или передать картину прошлого через жизнь простого, обыкновенного человека. Сначала ее напечатали в Америке. Как это получилось? В то время я писал биографию сына Толстого, Льва Львовича. Здесь есть очень интересный момент: когда занимаетесь чем-то конкретным, к вам само идет то, что от вас закрыто. Я неожиданно оказался в Швеции, нашел чемодан с бумагами Льва Львовича, находившегося там в эмиграции. Эта находка мне очень пригодилась. Я отправил свою рукопись (о биографии Льва Львовича - прим. автора) в Америку, ее взял "Новый журнал". А потом редакция поинтересовалась, есть ли у меня что-то еще для публикации. Тогда я дал им эту маленькую вещь про пальто, и ее напечатали. Неожиданно я стал получать письма от своих друзей, живущих в Америке и не только. Они удивлялись: все читают эту книгу, но как вообще можно писать о такой чепухе?! Вот про носки разве можно писать? Про шнурки? Есть, конечно, поэма "Очки" Алексея Николаевича Толстого. Есть более интересное стихотворение Заболоцкого, которое называется "Сквозь волшебный прибор Левенгука", где автор пишет, как стекло отображает мир. Есть "Иностранка" у Довлатова…
Получается, людей и раньше занимали похожие вещи, я здесь не пионер совсем. Но все же эта тема мне показалась важной. Ведь пальто — единственная вещь в доме, которую нельзя выбросить. Его можно лишь перешить, подарить, передать… Оно меньше всего претерпевает от моды.
О важности чисел и мест
— Что было дальше? Уже в России журнал "Нева" предложил напечатать мою работу. Затем в газете "Вечерний Петербург" открылась колонка, где каждую неделю публиковалось по главе про эти пальто. И было страшно много читателей. В конце концов пришло к тому, что Владимир Федорович Свиньин, очень одаренный и чуткий, издал мою книжку и пошел навстречу пожеланиям автора. Мне хотелось, чтобы уже с обложки начиналось (повествование - примеч. автора). На ней помещена знаменитая панорама Садовникова 1824 года, которая отражает Невский проспект от Адмиралтейства почти до Аничкова моста, только-только построенного тогда. И здесь изображены места, где я бывал: Голландская церковь, дом, где жили мои одноклассники, Большая Конюшенная…
Всего для своей книги я насчитал тринадцать пальто. Почему именно тринадцать? Просто такое число мне нравится больше, чем двенадцать. Хотя я родился двенадцатого апреля сорок первого года, "Двенадцать" есть у Блока…А в наше время показывали замечательный фильм "Тринадцать", про басмачей. Мы их (басмачей - прим. автора) победили: все наши погибли, но не сдались. Я этот фильм сто двадцать пять раз смотрел. Вот и в моей книжке есть такой рефрен — я родился для чего-тогероического, не просто так.
О Пушкине
— Здесь вот Толя и Женя, я и мой брат (открывая форзац книги). Если вы посмотрите внимательно, я похож на маленького Пушкина, только не с арабским профилем. Поэтому мне и придумали такое прозвище "Пушкин". Я был кудрявый, очень живой, всех перебивал, что-то выдумывал постоянно.
Моя младшая дочь Маша, когда приходила из детского сада, садилась на пол, бросала свои башмаки и говорила: "Как я устала". Ей было тогда 6 лет. Я решил написать стихотворение на эту тему:
Я в детский сад хожу с утра,
Как на работу мастера.
Я там играю и пою
И тоже очень устаю.
И вот проходит время, мы сидим дома, а по радио идет передача про какой-то детский сад. Корреспондент просит мальчика прочитать любое стихотворение, и он читает эти мои стихи. Его спрашивают: "А кто, ты думаешь, их написал?". Он отвечает: "Пушкин". Так что всё завершилось тем, с чего началось…
О самом главном и благодарности
— Вот моя мама (показывая на фотографию на форзаце). Она закончила бобруйскую гимназию с золотой брошью и обменяла ее потом на мешочек риса во время войны. Однажды она сидела на огороде, на Желябке. К ней подошел солдат и говорит: "Бабка, что у тебя есть из золота?" Мама и отдала ему брошь. Мы спаслись этой брошью… Мама приехала в Ленинград поступать в университет – она хотела быть медицинским химиком. Но надо же было такому случиться – стали составлять списки о социальном положении студентов. И маму, дочь богатого лесопромышленника, исключили из университета. Потом она занималась шитьем, позже выучилась обращаться с кассовым аппаратом и работала одно время в Елисеевском магазине. Я помню себя очень хорошо: сижу у мамы в ногах и перекладываю двадцатипятирублевки, Лениным вверх. И Ленин мне снился потом... Я очень благодарен своей маме. Бродский был прав: что бы ни было с человеком, остается именно благодарность. Мама умерла в семьдесят первом году, пережив с нами блокаду, очень тяжелую блокаду. Ведь я был грудной, брату три года, он хочет есть - сидит с открытым ртом. Никакая книга… (не передаст - примеч. автора)… вот только, кажется, Алексиевич удается изобразить трагизм этой гибели от невозможности поесть... И в моей книге обо всём этом написано.
О сближениях
— На этой картинке (показывая на фотографию на форзаце) я солдат. В тот год, когда я вернулся из армии, вышла книга, вернувшая всему нашему поколению высокую поэзию - «Люди, годы, жизнь» Эренбурга. Ее печатали в журнале "Новый мир", рядом с Солженицыным, Ахматовой. Я прочитал эту книгу и узнал, что был Париж, была Цветаева, был Шагал, был писатель Бабель, которого расстреляли. Постепенно вся эта ленинградская литература возникала передо мной на Невском проспекте. И это (литература - примеч. автора) меня очень увлекло. Мне страшно нравилось, что я Онегин по имени, что я Борис Годунов по отчеству, что я Дубровский по Пушкину. Никуда не денешься. Бывают такие вот странные сближения, которые становятся сагой о целой жизни.
Текст: Екатерина Купцова
Фото автора
