Совсем скоро всемирно известная группа DEREVO покажет в Новосибирске свой самый добрый и теплый спектакль «Однажды». Накануне режиссер Антон Адасинский рассказал о том, почему клоуны способны побеждать зло, какие законы лучше выбросить из жизни, и как ценно быть поэтом и уметь создавать миры…
«Некоторые законы лучше нарушать!»
— Антон, о вас написано, что патологически не переносите запреты. Почему?
— Здесь нужно правильно понять, что такое запрет. Регулировка мира начинается в детстве. Чтобы ребенок не покалечился и не стал неврастеником или антисоциальным существом, он обязан следовать каким-то запретам, социальным законам. Например, нужно переходить дорогу в специальном месте, на зеленый свет и с открытыми глазами.
Когда регулировка мира заканчивается, в 17–18 лет ты понимаешь, что не все законы, которые в тебя вложили родители и мир, можно и нужно поддерживать. Некоторые лучше нарушать, выкидывать из своей жизни. Если такого анализа нет, человек до конца жизни живет с ними, как идиот.
К примеру, если сидишь в театре и видишь полную ерунду на сцене, а у тебя заплачены деньги и впереди еще три часа потерянного времени, то нужно встать и молча выйти, чтобы не потерять кусок своей жизни. А закон говорит: это неудобно, стоит сидеть до конца, потому что вы мешаете актерам, публике и демонстративно показываете, что вам не нравится. Да, демонстративно, потому что актеры плохие, спектакль дурацкий, деньги потрачены.
Люди часто отнимают время у себя и других. Можно признаться, что ты врешь или напрямую сказать, что любишь. Громко, на весь троллейбус! И ничего в этом страшного нет. Пусть другие позавидуют твоей влюбленности. Меня раздражают мелкие доносы, сплетни, перемывание косточек друг другу и трусость, когда по смс матерятся, а напрямую слова не скажут… Трусость — самый страшный порок.
Нужно всегда говорить напрямую. Да, будет обидно, тяжело. А иначе будем жить аккуратно, тихо, плодя извращенное сознание людей, которые безнаказанно делают ужасные вещи. Если производишь оружие — ты подлец, потому что оно сделано для убийств. Все четко и коротко.
«Довольно скоро я пошел своей дорогой»
— Как судьба связала вас с театром?
— С детства было очень много всего творческого: танцы, гитара, пение, художественная фотография. Однажды я попал на большой фестиваль пантомим. Меня поразило, что существует совсем другой мир, новые формы театрального действия. Возможно, это произвело на меня первое сильное впечатление.
— Знаю, что вы обучались в театре-студии Вячеслава Полунина, работали в составе «Лицедеев». Что самое важное дал вам этот опыт?
— Я там не работал, скорее, участвовал. В то время одновременно занимался четырьмя проектами. Вечером — у Славы в театре, днем — играл на гитаре с группой «Странные игры», вел свою танцевальную студию и снимал подвижные слайд-фильмы.
Работа со Славой была одной из частей моего творческого пути в те годы, отличной школой для меня. Но довольно скоро я пошел своей дорогой, которую он же и помог мне найти вне рамок своего проекта: дал правильные советы, подсказал нужные книги. Я до сих пор считаю его одним из очень важных для меня учителей… Сейчас мы замечательные друзья.
— Достаточно много вы снимались в кино. Чем интересна для вас эта сфера?
— Это, во-первых, другая техника актерской работы. Во-вторых, наши спектакли не останутся на видео, так как неинтересны на электронных или магнитных носителях, они меняются каждый день. А фильм сохраняется в одном формате навсегда. Ощущение, будто всходишь в другую временную реку!
— У вас множество премий и номинаций, в том числе за кино-работы. Какая самая дорогая сердцу?
— Однозначно за фильм «Фауст». Потому что работа была сделана хорошо, это — не блокбастер, не какая-то пошлая комедия, а очень чистый труд. Гениальный Сокуров — это гениальный Сокуров. Мне очень приятно, что я получил эту роль.
«Нас трудно положить на полку и классифицировать»
— Когда задумали основать студию DEREVO и как нашли нужную форму работы?
— Это произошло безо всякой задумки. Когда человека прёт, то он просто делает, никак не называя и не планируя свои действия. Появляются какие-то люди, сами по себе случаются нужные события. Это форма судьбы, форма направления. Я просто шел дорогой, которую мне подсказывало мое сердце.
DEREVO не является театром в общем понимании этого слова, и я не актер. Я могу каждую секунду бросить одно дело и начать другое так же хорошо. К примеру, выпустить музыкальную пластинку, напечатать фотоальбом, начать заниматься странными техниками или поехать в Индию, чтобы обратиться к кому-то с духовным вопросом. У меня нет никаких обязательств перед жизнью. Я никому ничего не должен.
Если я сделаю паузу на год или вообще завяжу с этим, никто не удивится. Все знают: то, что делает Адасинский — это сегодняшние. Поэтому принимать какие-то пыльные решения или стараться тянуть лямку я не планирую. Пока есть друзья, пока мы работаем вместе и нам от этого хорошо, мы будем продолжать.
— То есть если вы уедете, к примеру, в какой-нибудь индийский ашрам, студия перестанет существовать?
— Неважно куда: в Индию или в Исландию. Везде живут интересные люди, я еще много мест хочу повидать. Что касается студии, то она уже существует в пространстве, размазанном по всему миру. У каждого из нас есть свои сольные проекты.
— Вы писали, что DEREVO нельзя отнести к какой-то форме театра или танца. Какими словами можно обозначить ваш стиль?
— Написано абсолютно правильно. Никакими словами наш стиль не обсуждается. Один из очень хороших английских критиков на каком-то собрании, где нам вручали очередную премию, сказал: «Стиль DEREVO — это DEREVO». На этом ставится точка. Есть люди, создающие стили и делающие их синонимами названий своих групп. Например, пластический театр DV8. Так, как они, больше никто работать не может.
Мы включаем в себя очень много разнообразных техник и красок, которыми занимаемся годами, поэтому все наши спектакли разные. Скажем, «Острова» отличается от La Divina Commedia как день и ночь. По эстетике, исполнению, танцу, драме, разговору, пению, музыке. Ощущение, что это делают два разных коллектива. Поэтому нас очень трудно положить на полку и классифицировать.
— У вас есть подражатели?
— То, что мы делаем на сцене, до сих пор не подлежат никакой конкуренции. С одной стороны, это очень почетно, а с другой — грустно. Нет соревнования и поэтому тяжело работать. Люди требуют от нас все более высокого качества, хотя, мне кажется, что дальше просто некуда. Мне хочется, чтобы появлялись молодые ребята, которые создавали бы подобные спектакли.
Я наблюдаю за современными танцами. Ну да, все хорошо, ноги-руки движутся быстро, танцоры прыгают, крутят сальто, но сами идеи и фантазии слабые. Очень много бытовых историй: об отношениях между мужчиной и женщиной, человеком и социумом. К тому же многие компании берут готовое: пьесы, тексты, музыку, и, к сожалению, осталось очень мало театров, которые делают только авторский материал.
— Как рождаются спектакли? Придумываете их вместе с группой?
— У нас весь материал — авторский. Никто ни для кого ничего не придумывает. Я могу увидеть свои идеи в чьем-то исполнении, но они остаются моими. И не с кем я их не обсуждаю. Могу лишь чье-то творение помочь собрать в какой-то определенный порядок, систематизировать, так как у меня больше опыта.
На занятиях у нас вообще не произносится много слов. Да и во время рассказов о спектаклях этого тоже не бывает. Мы очень много молчим.
— Вы считаете тело своим инструментом, которым может выразить многое. Как пишите эту «партитуру»? Это импровизация или каждое движение продумано?
— У нас есть определенные точки спектакля: костюмы, свет, декорации. Но внутри этой жесткой структуры мы свободны, можем очень сильно изменить спектакль со вчерашнего дня к сегодняшнему или завтрашнему. Каждый раз он будет совершенно по-иному звучать.
А все свои идеи я придумываю на занятиях, когда двигаюсь и слушаю музыку, лежу в студии на полу и разминаюсь, когда ничего не делаю и просто мечтаю или записываю свои сны и фантазии. То есть либо в полной неподвижности и концентрации, либо во время горячей работы на репетиции. Сидя за столом, мы ничего не сочиняем.
«Нам нужна абсолютно примитивная еда»
— Тело должно быть в отличной форме. Какие тренировки и ограничения в питании есть в вашем коллективе?
— Как сказала однажды Плисецкая: «Рот зашей и все у тебя будет в порядке». А вторая, довольно неприятная, жестко звучащая, но точная для всех ожиревших или с ума сошедших от диет людей фраза: «В концлагере толстых не было!». Это, возможно, цинично и не относится к театру, но столько тратится денег, придумывается обманов и разводок, чтобы накормить людей какой-то ерундой или продать бессмысленные пищевые добавки!
Я хорошо знаю разницу между пищей в Германии, Италии, Польше и в России. Считаю, что здесь идет национальный геноцид. То, что люди сейчас едят, что закладывают в себя, — просто убийственно для тела. А разбираться со всем этим нет времени и сил.
Производители же хорошо знают, чем нас кормят. Поэтому огромный упрек этим людям. Это изверги, которые осознают, сколько селитры кладут в сосиски. Хотят, чтобы мы были тупее, чаще болели и больше покупали дорогих лекарств. Это все одна цепочка издевательства над людьми.
Те, кто сознательно травит людей, заслуживают казни! Что нужно засыпать в землю, чтобы картошка выросла размером с арбуз? Что нужно налить под яблоню, чтобы надкусанное яблоко не портилось 1,5 месяца?
Если мы хотим жить долго, чтобы тело было в совершенном виде, то отбор еды должен быть колоссальным. Но мы не можем часами стоять в магазине и заниматься руконаложением на кусок мяса для того, чтобы почувствовать его энергетику. Поэтому до предела упрощаем отношение с пищей. Есть какой-то хороший хлеб, есть более-менее нормальный сыр, стакан красного вина, каша, которая точно не подведет. Но все остальное: жиры и разные пищевые приблуды исключаем. Нужно перейти на полую аскезу в этом отношении.
Телу нужна абсолютно примитивная еда и как можно больше движений, чтобы сжигать весь шлак, так как мы каждый день воюем с воздухом, которым дышим, с водой, которую пьем и с пищей, которую едим.
Я очень благодарен питерцам, которые выпускают специальные газеты на тему еды. Они ходят по магазинам, собирают кошмарные колбасы, консервы, сосиски, делают анализы своего «улова», а потом заявляют: «Это есть нельзя!». После этого фабрики просто закрываются, потому что на их продукцию резко падает спрос. Молодцы люди!
— Какие физические и духовные практики используете для поддержания здоровья и подготовки?
— У нас есть очень много своих собственных упражнений, которые относятся и к телу, и к мозгам, и к эмоциям. Это абсолютно секретная кухня. Каждый день мы очень плотно занимаемся своей профессией — от пальцев ног до того, что делается в голове и в сердце.
«Нужно делать свой материал, а не читать чужие книжки»
— Как подбираете актеров?
— У нас нет слова «актеры». DEREVO — это синдикат, кружок по интересам. Называйте как угодно. Это не театр! Слова труппа, постановка, читка, показ, выпуск у нас отсутствуют. Мы создаем свой материал и когда хотим, показываем его зрителям. Нет обязательств, репертуара, собственного здания, где мы бы играли каждый день.
Новые люди появляются, будто из космоса. Потом также исчезают. Кто-то остается, кто-то становится другом и партнером. Я это даже не анализирую. В результате всех этих метаморфоз возникает очень плотное человеческое ядро из 5–6 людей.
У нас нет никаких кастингов, показов басен. Новички приходят не ко мне лично, а к нашим работам и спектаклям, от которых они в восторге. Хотят делать тоже самое, но не у всех получается. Из сотни фанатов, которые за нами ходят, остаются 2–4. И через 3–4 года обучения человек начинает выбирать путь: либо он со мной, либо идет своей дорогой. Но первые 3 года он только работает, работает и работает.
— Чему он должен научиться, чтобы стать вашим?
— Фантазировать, писать стихи, песни, стать поэтом, творцом! Стать не акробатом или эквилибристом, а автономной творческой личностью, умеющей творить, делать свой материал, а не читать чужие книжки. Технике танца и театра я могу научить очень быстро, буквально, за четыре года. Но вот показать, как создавать свои миры — очень трудно.
«Клоун, поворачивает мир вверх ногам»
— Расскажите о спектакле «Однажды», которым новосибирцы смогут насладиться 15 октября…
— Зрители увидят сказку. Честную, настоящую, смешную. Это наше решение привезти кусочек тепла в страну, где сейчас очень непросто. Это самый добрый и изящный наш спектакль. Он напрямую говорит о правильных и нужных человеческих чувствах: любви и стремлении бороться со злом.
Он одновременно очень простой по форме и сложный по исполнению. Единственный в моей памяти и по опыту, где клоун представлен в высшем понимании этого слова и переворачивает мир вверх ногами, пытаясь сразиться с правильным, устаканившимся, структурированным.
И у клоуна достаточно сил, потому что он не агрессивен. Победить можно только шуткой, тогда это по-настоящему… Принцип «зло на зло», — не работает.
Досье
Антон Александрович Адасинский — актер, режиссер, хореограф и музыкант. Создатель и руководитель театра DEREVO. Поклонникам рок-музыки известен благодаря участию в группе «АВИА».
Родился: 15 апреля 1959 года.
Проекты. Обучался в театре-студии В. Полунина, играл в составе «Лицедеев». С 1985 по 1988 годы выступал в составе группы АВИА (вокал, пантомима, труба, гитара). Участвовал в съемках документального фильма Алексея Учителя «Рок» (1987). В 1988 году организовал в Ленинграде студию DEREVO, которая после нескольких лет работы базировался в Праге, Флоренции, Амстердаме. С 1997 года — в Германии. В 2001 году Антон Адасинский исполнил роль Дроссельмейера в балете «Щелкунчик» Мариинского театра (постановка Михаила Шемякина). В этом же году выступил сценаристом, режиссером и исполнителем главной роли в фильме «Юг. Граница».
Работа в кино:
2015 — Спасение;
2011 — Фауст — ростовщик (Мефистофель);
2001 — Юг. Граница — Гаучо;
1987 — Рок;
1985 — Ради нескольких строчек — Рузес Юрий;
1984 — Перегон;
1983 — Уникум — Лёша.
Награды и номинации:
1998 — приз Fringe First — главный приз Эдинбургского театрального фестиваля «Fringe» («Однажды…»).
2001 — номинация на премию «Золотая маска» («Suicide in progress»).
2002 — Лауреат Царскосельской художественной премии.
2003 — номинация на премию «Золотая маска» («Острова в океане»).
2007 — премия «Золотая маска» в номинации Новация («Кецаль»).
2012 — номинация на премию «Золотая маска» («Арлекин»).
2012 — премия Гильдии киноведов и кинокритиков России «Белый слон» за лучшую мужскую роль (фильм «Фауст»).
2013 — премия «Ника» за лучшую мужскую роль (фильм «Фауст»).
Текст: Марина Чайка.
Фото: Анна Богодист, Елена Яровая, Лена Долматова.
