Ассамбляж, живопись, работа в театре и кино… Граней творчества у новосибирского художника очень много. Какие театральные работы ему дороги больше всего? Почему помойку он называет складом? Читайте в нашем интервью!
«Договорились, что помойку будем называть складом…»
— Ассамбляж, создание объемных композиций, — думаю, нельзя причислить к супер-популярным направлениям изобразительного искусства. Расскажите, как вы им увлеклись?
— Мне посчастливилось буквально родиться в театре — мой отец был актером и режиссером. И у меня, в общем, не было выбора. Я стал художником.
Театральное действо всегда начинается с объемно-пространственного макета декораций. Именно это и послужило для меня забавным толчком. Однажды в 1988 году я делал в барнаульском ТЮЗе спектакль «Тот самый Мюнхгаузен». На сцене у меня стояла огромная трёхъярусная композиция, конструкция купола перевернутая вверх ногами. Макет декораций мне отдали в разобранном виде, в полиэтиленовом кулечке. Он был большой, многодельный, деревянный, очень подробный. Я понимал, что собирать его по новой не буду — очень долго и хлопотно. И здесь мне подвернулась разбитая гитара. И весь свой макет я разместил на ней. Это был первый опыт ассамбляжа.
До этого я знал, что такая техника существует. Тогда в театрах художники любили делать полуобъёмные эскизы и использовали для них разные предметы, например, механизмы от часов. Это было интересно и похоже на ассамбляж.
После того, как я сделал эту гитару и начал еще одну, процесс застрял, потому что в театре и без того было много работы. А в 90-ом году огромную выставку своих работ в Москву привез Жан Тэнгли. Я посмотрел и понял, насколько серьезно и масштабно можно работать в технике ассамбляж, когда основой для работы может быть кузов автомобиля, станина какого-нибудь станка или скелет буйвола! Его выставка тогда заняла весь Дом Художника на Крымском Валу.
Я понял, что это очень эффектно, но нам до такого масштаба не добраться хотя бы потому, что показывать и хранить это негде.
Несколько лет назад в Новосибирске Женя Кирьянов готовил выставку ассамбляжа. Он давно и профессионально занимается этим жанром. Женя спросил меня, нет ли чего у меня на данную тему. Мы посмотрели на мою гитару и решили — а почему бы и нет?! На выставке понял, что людям это интересно и вошел в раж. Рука потребовала крутить шурупы и вкручивать болты (смеется — прим.авт).
—Что примечательно — делаете вы это исключительно на музыкальных инструментах! Почему такой выбор?
— Примерно в то же самое время, когда познакомился с ассамбляжем, в драматическом театре Петропавловска- Камчатского готовился к выпуску спектакль «Вишневый сад», на котором я работал художником -постановщиком. В пьесе меня очень зацепила ремарка у Чехова: «слышен звук лопнувшей струны». Возникла идея реализовать этот самый звук! Незадолго до этого я начал писать картину, где виолончель своим упорным штырем пробивает купол ратонды и впивается в пол. Рассказал об этом режиссеру Игорю Зайцеву, и он сказал: «Это классно! Это и будет звук лопнувшей струны!». И мы это сделали!
Вернувшись в Новосибирск, понял, что хочу написать посвящение этому спектаклю. И сделал это на деке виолончели! Изобразил вишневый сад, вулкан, руины — всё, что было в самом спектакле… После этого пошло и поехало.С этой работы началась авторская коллекция работ «Соло на погибшем инструменте», в которую входят картины на деках виолончелей, скрипок, контрабасов, гитар, а также работы в технике ассамбляж, в которых главную роль играют именно музыкальные инструменты – виолончель, скрипка, контрабас, гитара…
— Где же вы их берёте?
— Источники самые разные. Например, с одним моим другом-художником, с которым периодически обмениваемся найденными вещами, мы условно договорились, что помойку будем называть «склад». И вот он звонит и говорит: «Я тут на складе кое-что нашел», а я ему: «У меня для тебя тоже кое-что со склада есть…».
Бывает, друзья приносят разбитые инструменты, или реставраторы отдают. У музыкальных инструментов есть особенность — с виду они могут быть новыми, блестящими, а для профессионала — дрова! Вот такие, с браком, мне и дарят.
А «наполнением» для работ может служить что угодно. Например, приезжаю к друзьям на СТО ремонтировать машину, а у них куча запчастей ненужных лежит…
«Мы что делали, то и хотели!»
— У вас в коллекции множество работ в качестве театрального художника…
— 145 спектаклей с 1979 года!
— В каких городах довелось поработать?
— В основном, это вся близлежащая округа: Томск, Кемерово, Барнаул. Самая западная точка — Петрозаводск, самая восточная — Петропавловск-Камчатский. А если говорить о всяких шоу — самым восточным городом, где доводилось поработать, был Хабаровск, самым западным — Прага. Умудрился и там сделать одно мероприятие, было очень забавно.
— Невероятно! А есть самые любимые и дорогие сердцу театральные работы?
— У меня до сих пор остается любимым воспоминанием работа в томском ТЮЗе с талантливым человеком и просто гениальным режиссером, к сожалению, ныне покойным, Ларисой Леляновой! Есть режиссеры, которые решают все сами, а она всегда подключала людей, способных воплотить ее замысел. Причем, я мог говорить ей, что она гений, а она отвечала, что я кровосос и мешаю ей жить.
Помню, на ее юбилее я сказал, что самая главная и замечательная вещь в жизни – когда люди могут бредить на пару. Вот мы с ней бредили на пару. Мой любимый жанр - это русские народные галлюцинации. И даже один из спектаклей, «Мелкий бес», Лариса предложила именно так обозначить.
Мне нравилась ее режиссерская позиция. Это как у Козьмы Пруткова есть высказывание: «Что делают, то и хотят». Вот мы что делали, то и хотели! Из-за этого ее спектакли несколько раз не брали не фестивали, экспертный совет рекомендовал что-то менять в постановках, а она просто посылала всех!
— А в Новосибирске есть любимый режиссёр, постановки, в которых вы принимали участие? /p>
— В Новосибирске живут несколько замечательных режиссёров, с которыми я работаю. Евгений Рогулькин — с ним мы сделали много интересных спектаклей в театрах разных городов. Дмитрий Суслов очень выразительный, художественный руководитель нового музыкального театра « Орфеум». Олег Нудненко — с ним мы трудимся над театрализованными шоу. Были удачные работы с режиссёром Сергеем Дубровиным в театре «На левом берегу».
Сегодня в Новосибирске практически не осталось спектаклей, которые я делал. В театре «Старый дом» работал режиссер Дмитрий Александрович Масленников. Как-то позвонил он мне и говорит: «У меня есть желание поставить «Игроки» Гоголя!». А Гоголь — мой любимый писатель! Мы сделали «Игроков», потом цветаевскую «Федру» - это были классные, просто потрясающие спектакли! Потом он уехал в Питер и, к сожалению, скончался.
Вообще, сейчас в наши Новосибирские театры меня практически не зовут. Предпочитают работать с приглашенными художниками. Так что, пока эта тема закрыта. А вообще, в каждом театре, где доводилось работать, есть дорогие сердцу постановки!
— Бывали неудачные спектакли?
— Жизнь не может быть соткана из одних побед, когда-нибудь надо и поражение испытать. И потом, победа вроде хорошее слово, но после неё, как правило, все болит, надо что-то ремонтировать в себе. Были у меня и средние, проходные спектакли. Другое дело, что все равно в каждый выкладываешься одинаково.
— Часто ли бываете в театре, как оцениваете работу коллег?
— В театры хожу мало. Работы коллег стараюсь публично не оценивать. Удручает то, что спектакли и декорации к ним становятся банальными. За последние годы в области сценографии в Новосибирске не сделано ничего интересного и достойного внимания ни с художественной, ни с технической точки зрения. Ни на одной солидной выставке не представлено, то, что сделано в Новосибирских театрах.
— А есть у вас идеи, мечты, готовые решения к каким-нибудь спектаклям, которые вы хотели бы воплотить в жизнь?
— У меня есть классное решение к спектаклю «Три сестры», к «Вассе Железновой». Причем с последней забавная вышла история.
Однажды меня пригласили в кемеровский драматический театр делать эту любимую и уважаемую мной пьесу Горького. В голову ничего не шло. Зато у режиссера была просто гениальная идея, он сказал: «Построй мне вокзал!». Я построил вокзал в стиле модерн. Это был вокзал-призрак. На черном заднике его не было видно, но когда создавалась внутренняя подсветка, он начинал проявляться. И на перроне проявлялись люди, ожидающие поезд. Когда человек в пьесе умирал, он оказывался в числе этих ожидающих. Потом была еще одна «Васса Железнова». Мы делали её как раз с Ларисой Леляновой. Там всё было совсем по-другому. И уже потом, когда спектакль выпустили, мне придумалась третья версия. И я хотел бы её воплотить.
Да, задумки есть. Бывает, когда понимаешь, что вариант, который отмёл режиссер, был бы интереснее, чем тот, который он принял. И эти идеи тоже складываются в копилку.
«Моё искусство многих сделает дураками!»
— У вас и в кино есть работы в качестве художника!
— Да, в свое время «НовосибирскТелефильм» был хорошей базой, снимались качественные игровые фильмы, пусть и не полный метр.
Например, режиссер Леонид Леонидович Сикорук - легендарный человек, снимал «Физику для малышей», «Геометрию для малышей». Мне посчастливилось поработать с ним над «Астрономией для малышей». Кстати, эскизы к этому фильму хранятся в Музее Кино в Москве.
Был фильм «Тайга» по повести Проскурина снимал режиссёр Юрий Николаевич Малашин. Съёмки проходили на Алтае. Там тоже нашлась работа художнику. У меня есть фото, где я стою в фуфайке с топором. Меня спрашивают: «Что это?! А я отвечаю: «Это постройка декорации «шалаш»!
В 90-ом году довелось поработать с режиссером Владимиром Лаптевым. Как-то мы с ним очень душевно поговорили про кино, а он как раз собирался снимать фильм «Группа риска». Позвал меня к себе в качестве художника. У нас тогда снимался Леша Булдаков. Этот человек сыграл уйму замечательных интересных ролей, но все помнят его по роли генерала, когда он говорит: «Ну, вы блин даете!». Помню, говорил ему: «Лёша, это надо же — из-за одной фразы войти в историю!».
Снимать этот фильм было очень интересно и непросто. Нам нужно было показать богатую жизнь, а время было совсем небогатое. Мы ходили по знакомым и собирали хорошие вещи!
А недавно меня познакомили с режиссёром Ириной Премой. И сейчас мы делаем фильм в стиле фэнтези для детей и юношества. Сценарий пока рассказывать не буду, но, думаю, будет интересно, потому что декорации придумываем самые неожиданные. Можно сказать: воплощаем те самые русские народные галлюцинации (смеется — прим.авт.)
(Декорации к спектаклю Труффальдино из Бергамо", Северский музыкальный театр)
— Вы часто бываете в составе жюри различных конкурсов среди художников. Видите ли перспективу? Открываете ли для себя новые имена?
— Да, имена есть. И есть надежда на то, что творческая жизнь в городе продолжится. Но у нас есть и беда — иногда понимаешь, что надо писать то, что покупается. Но для творчества это не самое главное. Я всегда прошу художников реализовывать свои самые насущные идеи, мысли, галлюцинации и на этом строить искусство!
Вообще, искусство зиждется на двух китах — искренности и профессионализме. Но сейчас для многих главнее востребованность. Значит, человек вынужден подстраиваться. И насколько он сможет работать в двух режимах — зависит от таланта.
— А у вас нет учеников?
— Процитирую. В свое время Микеланджело, уважаемый мною мастер Эпохи Возражения, зашел в Сикстинскую Капеллу, увидел, что там сидят молодые люди и копируют его работы, и сказал: «Мое искусство многих сделает дураками!». Я себя, конечно, не причисляю к лику святых, но думаю примерно то же самое.
— Ваша творческая жизнь очень многогранна. Какое из направлений, которыми вы занимаетесь, для вас самое главное?
— Опять же процитирую — это искусствоведческое образование мешает мне жить.
Великий мастер метафизической живописи Джорджо Де Кирико сказал, что истина это то, что можно увидеть с закрытыми глазами. Скульптор закрывает глаза и видит скульптуру, живописец - картину, график - рисунок. Я с закрытыми глазами вижу декорацию.
Мне нравится сам процесс постройки: чертить, придумывать всякие способы и системы, чтобы всё стояло, понималось, не падало, или наоборот — падало…
Живопись для меня — просто способ воспроизвести то, что я увидел с закрытыми глазами. Если бы у меня была возможность все это строить, воплощать в жизнь, я бы с огромной радостью это делал…
Текст: Наталья ТЮМЕНЦЕВА
Фото: Валерий ПАНОВ и личный архив Владимира АВДЕЕВА
