Саша Безроднова, преподаватель московского Центра развития контактной импровизации и перформанса рассказала о том, насколько осознанным может быть движение и как оно меняет жизнь. А еще — почему в её танце нет места мыслям и чем московская практика отличается от новосибирской и петербургской.
«Если мы уберем музыку и ритм, останется ли танец?..»
— Саша, расскажи, как ты познакомилась с этой практикой.
— Я училась на психолога, друзья рассказали, что есть такая штука — контактная импровизация. Я попробовала, мне понравилось. Подумала: «Какая крутая штука! Буду всегда теперь туда ходить!» Но в следующий раз пришла на занятие только через год — потребовалось много времени, чтобы дозреть, морально вырасти.
— Получается, все не так просто, для этой практики нужен определенный уровень осознанности?
— С одной стороны, да. С другой — когда дети рождаются, они умеют это делать — двигаться без ментальных ограничений. Со временем, если среда этого не поддерживает, они забывают то, что было дано от природы. И вырастая, мы заново этому учимся, а лучше сказать — вспоминаем. Поэтому контактной импровизации взрослым можно учиться у детей.
— Некий первобытный инстинкт?
— Давным-давно, когда люди жили племенами, танец играл множество важных ролей. В нем передавалась история рода, его использовали, чтобы связаться с высшими силами: призвать дождь или попросить, чтобы его не было. Танец использовали для переживания сакрального, для исцеления, для общения. Для тренировки необходимых для охоты движений.
Многими из функций танца люди постепенно перестали пользоваться, и осталось два основных вида танца: так называемый «бытовой», социальный танец, где люди в парах встречаются для знакомства и общения. А также танец, возведённый в ранг искусства, где специально обученные люди исполняют определенные формы, которые для них создал хореограф.
Получается, что танец, который изначально нес столько всего полезного, ушел. В итоге, не побоюсь этого слова, дело дошло до балета. Я, конечно, сейчас всё очень утрирую, и сокращаю до примитивности… Да простят мне это уважаемые читатели.
В какой-то момент появилась Айседора Дункан. Возможно, сейчас не все знают о том, насколько ключевой была её роль. Она сказала: «Ребята, столько всего прекрасного есть в танце, а мы не пользуемся, игнорируем это. В нашем теле столько красоты, мудрости. Давайте танцевать из естественности тела!»
Ее последователи создали танец, который назвали модерн. Но в какой-то момент и они остановились и сказали: «Мы делаем тот же самый балет, только более модный, все еще загоняем себя в форму и не проявляем то содержание, которое есть у нас внутри. Давайте остановимся и поисследуем танец. Что это? Мужская и женская роли, некая хореография, выученные движения, ритм, музыка. А если мы уберем музыку, останется танец? А если уберем ритм?..»
Они убрали из танца все, что мы считаем танцем, и танец остался. Из чего он складывается? Оказалось, в нем очень много всего: физика человеческого тела, его взаимодействие с законами физики — земное притяжение, ускорение, центробежная сила… Осталась также анатомия движения и то, что рождается в людях, когда они встречаются. В общем, поле непаханое для исследований.
Дальше они стали экспериментировать: что будет, если не заставлять тело танцевать, а посмотреть, что оно умеет само? И обнаружили, что есть танец, который оно исполняет всегда, и назвали его «Маленьким танцем» (small dance).
Когда человек стоит, как ему кажется, неподвижно, в мышцах работают миллионы маленьких рефлекторных включений, которые мы практически не контролируем. Тело постоянно балансирует относительно состояния равновесия, чтобы не упасть. Оно танцует! Любое наше движение наслаивается на этот первичный процесс.
Далее стали исследовать, что происходит с человеком во время падения, приземления, прыжка, как можно сделать поддержку, не прилагая при этом слишком много усилий, и так далее. Так появился танец, который назвали контактной импровизацией. Его стали использовать в обучении актеров, профессиональных танцоров. Позже, когда бюджеты на театр в Америке сократились, педагоги «пошли в народ» и стали преподавать контактную импровизацию всем желающим.
Обнаружилось, что в ней много интересного, полезного, даже целительного. И при этом нет заглавной идеи. Это практика с открытым кодом — каждый привносит в нее что-то свое.
Это танец-эксперимент. Я двигаюсь в нем, задаваясь вопросом: что будет, если партнер обопрется на меня? А что, если я не дам ему это сделать? Что будет, если половину танца я проведу вверх ногами, или не вставая с пола?
Если я нахожусь в этом состоянии эксперимента, исследования, то можно сказать, что да, я танцую контактную импровизацию.
Конечно, есть вещи, которым нужно обучиться, чтобы ваш танец стал безопасным, чтобы открыть для себя максимальные возможности для движения тела в пространстве. Для этого необходимо повышение телесной осознанности: нужно научиться внимательно слушать себя и партнера, слушать импульсы ваших тел. Далее — включаются зеркальные нейроны, и люди, не сговариваясь, понимают, что происходит сейчас, действуют гармонично и экологично, двигаются так, будто знают, как дальше танцевать, хотя никакой хореографии нет. Благодаря практике тренируется постоянное присутствие в своем теле. Это можно назвать совместной медитацией в движении.
В медитации мы даём успокоение уму за счет того, что фокусируемся на чем-то. В контактном танце то же самое: прежде всего мы тренируем не движение, а внимание. Если я буду концентрироваться на пальцах, то начну двигаться совсем иначе, чем когда сосредоточусь на коже, животе, ногах, костях, системе органов или жидкостей в теле.
Существует множество вариантов, на что в теле и в контактном танце можно направить свое внимание. Когда это получается, для мыслей естественным образом не остается места, при этом тело может среагировать в нужный момент правильно и безопасно.
«Морские рыбки танцевали вместе с нами»
— С какими сложностями, барьерами сталкиваются люди, которые приходят на занятия? Мне кажется, в наше время многие настолько зациклены на своей индивидуальности и понятии «личное пространство», что порой человека даже за руку сложно взять.
— По мере развития в контактной импровизации барьеры преодолеваются постоянно, просто они разного уровня. Первый и обычно самый серьезный — довериться и передать свой вес другому человеку. Дальше открываются более тонкие уровни, всегда есть куда развиваться.
Люди, которые приходят в эту практику, делают это неслучайно. Они уже где-то от кого-то услышали о ней, и что-то внутри них сказало «да».
Соответственно, рушить внутренние барьеры — не задача учителя. Человек сам осознает, что ему нужно, и развивается в этом направлении. Бывает, люди за полгода тренировок начинают танцевать так, как я после 6 лет обучения. Каждый приходит с разными потребностями, возможностями, запросами. Например, тем, кто прошел випассану, будет легче фокусироваться на ощущениях в теле, чем тем, кто никогда не практиковал медитацию. Поэтому каждый работает со своими барьерами в своем режиме.
Всегда есть возможность остаться в зоне комфорта, или выйти из него и начать расти. Это выбор каждого человека.
— Правда, что одной из составляющих этого танца стали боевые искусства? И чего в контактной импровизации больше: танца или медитации?
— Да, она взяла из боевых искусств немало: родоначальники направления не только танцевали модерн, но и занимались айкидо и тай-цзы. Боевые искусства дали много мудрости и много пищи для экспериментов. Сейчас существует даже направление «плей файт» (play fight) — там как раз совмещены танец и борьба. Что касается медитации и танца в рамках контактной импровизации — мне сложно разделить два этих понятия. Это практика, в которой они слились в единое целое.
— Люди с любым уровнем физической подготовки могут танцевать этот танец?
— В нем нет выученных движений, поэтому танец годится даже для работы с пожилыми и незрячими людьми. Есть педагоги по контактной импровизации на колясках, и они очень круто танцуют!
Существует также направление «беби-контакт», где мам учат танцевать с младенцами. Есть контактное танго — совмещение двух направлений, где чуть больше социального огня, есть ритм, совершенно конкретная музыка. Кстати, по моему опыту, научиться танцевать танго намного легче именно через контакт-танго, потому что люди начинают со слушания, игры и удовольствия, нежели с заучивания шагов. Довольно часто знакомые тангеро просят провести для них обучающий класс по основам КИ, потому что они тоже ценят слушание прежде всего.
Есть еще одно направление, которое я очень люблю — это контактная импровизация в воде. Если на суше человеку мешает двигаться больной позвоночник или другие проблемы со здоровьем, то в воде он может все.
По сути, это медитация. Если входишь в это состояние, все морские живые существа чувствуют его и реагируют на тебя совсем по-другому. Например, приплывают потанцевать, они реально взаимодействуют с тобой, достраивают композицию… Это удивительно. Однажды мы играли с партнером в море — танцуя, заходили в воду очень постепенно, от самого берега. В какой-то момент я почувствовала, как что-то скользит у меня между руками и корпусом, то с одной стороны, то с другой. Мы остановились и увидели двух рыбок, которые шныряли между нами. Мы держались за руки, между нами было пустое пространство, и они в нем наматывали круги. Рыбки танцевали с нами до конца, и когда мы выходили, следовали за нами почти до самого берега, хотя обычно на такую мелкоту не заплывают. А потому что им было с нами по кайфу! Такой вот межкультурный диалог сложился.
— Такие невероятные эксперименты наверняка меняют не только тело, но и сознание, характер. Какие перемены с приходом в жизнь контактной импровизации ты ощущаешь в себе?
— Я занимаюсь ей уже 13 лет, и продолжаю меняться. Образно говоря, если раньше я была «огонь» — резкая, быстрая, сильная, любящая бороться, то сейчас развила в себе качества «воды» — текучесть, плавность, способность останавливаться, слушать, действовать не из предварительных решений, а из наблюдения. Контактная импровизация — очень хороший путь к способности замедляться и останавливаться, вдыхать полной грудью и получать удовольствие от внимания и деталей.
Физически мое тело стало другим. Я начинала заниматься в 19 лет, скоро мне исполнится 34 года, и сейчас тело куда более молодое, готовое к движению, раскрытое, способное.
— За эти 13 лет наверняка посчастливилось поучиться у многих мастеров?
— Преподавать я начала спустя всего три года после освоения практики. А когда начинаешь учить, сам становишься хорошим студентом, появляется мотивация для познания нового. Училась у всех крутых учителей, включая «бабушку» техники Ненси Старк Смит, кроме, разве что, самого родоначальника метода — он сейчас не преподает контактную импровизацию в чистом виде. Набиралась опыта у израильских, американских, канадских, бразильских, аргентинских, многих европейских преподавателей.
— Как в течение этих лет развивается контактная импровизация в России?
— Когда только начала преподавать, мы ездили по городам и знакомили людей с этим танцем. И если тогда контактная импровизация была только в Москве, Питере и Новосибирске, то сегодня география очень обширна. Сейчас ей занимаются и во Владивостоке, и в Красноярске, и в Анапе… Если спросить людей о контактной импровизации, то окажется, что многие об этом хотя бы слышали. Для меня это показатель того, что наши труды не прошли даром.
— А какой-то особенный, русский колорит появился у контактной импровизации за эти годы?
— Национальный колорит есть в каждой стране. Но Россия настолько большая, что его можно отметить даже в разных регионах. Например, новосибирская контактная импровизация более акробатическая, московская — психологическая, соматическая, с глубоким внимательным погружением, в Питере — соматически-перформерская, — там много выступают, делятся танцем со зрителями. Хотя, конечно, эти обобщения не стоит принимать за чистую монету, и танец каждого уникален в разное время и в разных условиях.
В каждом городе есть свой уникальный привкус, он связан и с теми людьми, которые там преподают. Каждый из них привносит что-то свое.
Приятно, что у нас очень дружное сообщество, где нет конкуренции. В нем царит атмосфера поддержки и взаимного уважения.
Автор: Наталья Тюменцева
Фото: Архив Саши Безродновой