Журнал
поделиться

Ольга Арефьева: «Никаких чудесников и магов нет — при этом мы и есть те самые маги»

#Саморазвитие
Ольга Арефьева: «Никаких чудесников и магов нет — при этом мы и есть те самые маги»

Известная певица, музыкант и поэтесса рассказала о том, какими телесными практиками занимается и что такое любовь.

«Настают времена более тонких отношений с телом»

— Ольга, наблюдая за вашим творчеством, деятельностью, складывается впечатление, что главное, чем вы занимаетесь — это постоянная, кипучая работа над собой. А то, что мы видим — песни, перформансы, тексты — побочный продукт этой работы, искры от бенгальских огней. Или я ошибаюсь?

— У меня будет немного двоякий ответ. Наверное, я над собой работаю — да. С другой стороны, многие разновидности деятельности диктуются желанием, наоборот, как-то убежать от работы над собой. Есть приятные виды труда —они на грани развлечения, делают жизнь интересной и насыщенной. Ну, а есть такие, которыми нет никакого желания заниматься. Они-то, возможно, и есть самые главные. Следить за своими мыслями и поступками или за попытками эго и ума все захватить. Такая неравная борьба. И в ней особо победивших нет. А всякие приятные и интересные дела, которые могут быть и трудными, и полезными — они просто скрашивают немножко.

— Нас читают люди, которые занимаются медитацией, йогой, работой с телом и сознанием. Вы тоже работаете с телом — вопреки стереотипу, что артисты строят свою практику через дух, энергию, что-то возвышенное, то, что невозможно пощупать. Как так получилось, что ваш фокус сместился к телесному? Грубо говоря, что для вас тело и почему вы выбрали путь к духу, к зрителю именно через него? Или это он вас выбрал?

— Занятия телом — достаточно вынужденная мера с моей стороны. Я слышала когда-то фразу, что йоги занимаются телом для того, чтобы оно не мешало при медитации. Мне достался не самый совершенный аппарат, с которым нужно непрерывно работать, чтобы его исправлять и вообще им пользоваться.

Мне кажется, что телесно-ориентированные люди делятся на несколько категорий. Есть те, кто одарен, и те, кому пришлось — таким, чтобы быть здоровыми, красивыми или хотя бы утром вставать и как-то жить, нужно постоянно что-то практиковать. И эти вторые — более взрослые, более осознанные люди. Идеальный ученик — сорокалетний ученик. Может быть, он звезд с неба не хватает, но очень вдумчиво относится к тому, что делает, как и зачем. Я себя отношу именно к этой, второй категории. Возможно, снаружи это выглядит так, будто мне всё очень легко дается, что я такая свободная, красивая и талантливая. Но за всем этим стоит труд, и в какой-то степени он вынужденный.

Психотерапевты обязательно должны проходить собственную психотерапию, а потом помогать другим. Так же и с телом — большинство остеопатов, мануальщиков, целителей имеет опыт исцеления собственных травм. Потом им уже понятнее, как другим помочь. И вот что интересно: танец, йога, физкультура и тем более спорт — не только не панацея, но и часто источники дополнительных поломок. Скажем, многие профессиональные танцоры испытывают ежедневную физическую боль. Утром встают по частям, кое-как первые шаги делают. У них многочисленные травмы — и они продолжают танцевать, давать телу перегрузки. У всех битые колени, позвонки, суставы. У меня есть такое подозрение, что и знаменитые современные йоги, успешные преподаватели — это тоже люди, которые тело свое на деле больше разрушают, чем строят.

Читала в журнале интервью с суперпреподавательницей йоги. И она там рассказывала, как во время съемки очередного йога-телешоу показала асану — ну, прям особо круто и красиво, рванула на гибкость и вдруг почувствовала резкую боль в колене. Но подумала: «Как же — у меня съемки, мастер-классы!» — и не стала лечиться. До тех пор, пока нога совсем не распухла, не пришлось срочно оперировать и вообще на несколько лет всё поотменять. Мениск рассыпался на части. У меня вопрос: какую пользу могут принести уроки такого преподавателя? И какое отношение это имеет к спокойствию ума и отладке тела? Не калечит ли она себя и учеников? Притом не только физически, но и внедряя им неправильные установки. Я написала об этом в Фейсбуке, не называя имени героини. Так некоторые всё же ее узнали и стали защищать — она хорошая, добрая, красивая… Да не об этом речь!

Йога и внутренняя практика в целом — не для того, чтобы демонстрировать свою красоту или поднимать статус в обществе! Да, люди дают друг другу внимание, интерес, поддержку. До определенных пределов это нормально. Но если внимание превратилось в наркотик, то это уже никакая не практика.

Мой друг, мануальный терапевт, рассказывал, что у него лечилась женщина-«змея», бывшая артистка цирка. Утром она не могла просто встать и пойти умываться — по 30–40 минут должна была лежать и собирать себя. Во время сна ее тело расслаблялось и кости выходили из суставов. Связки перерастянуты. И вот она лежала, их по одной втягивала, и только потом могла начинать жить обычной жизнью, но все время придерживаясь, чтобы не вывихнуться. Скажите, зачем до этого доводить? Но то цирк, он и не предполагает пользу для здоровья. Там возможно и поломаться, и разбиться, и зверь может порвать. Износили тело — отправили артиста на инвалидность: до свидания, удачи. Но йога?

По молодости я тоже перегружала тело. Но сейчас начала приходить к мысли, что любые практики должны быть не экстремальными, а спокойными и щадящими. Для меня нонсенс, когда проводят соревнования по йоге: кто гибче, кто харизматичнее, кто духовнее. Произнесешь фразу «прошли соревнования по боевой православной йоге» — так многие даже не засмеются, настолько привыкли к ежедневному абсурду. Йога в моем понимании — не театр и не цирк, не зрелище и не соревнование.

Мне вообще кажется, что вредно много бегать, заниматься тяжелой атлетикой, чрезмерной гибкостью, а особенно — делать это напоказ. Вот это последнее приводит к тому, что человек не слушает свое тело, а ловит удивление и одобрение окружающих. Тело — это инструмент, который надо беречь, заниматься его систематической подстройкой, профилактикой, балансированием, чтобы оно служило дольше, адекватнее и без аварий. Настают времена более тонких отношений с телом. «Быстрее, выше, сильнее» — это досталось нам от прошлого, но устаревшее отношение начинает понемногу уходить.

«Все наши экзистенциальные кризисы — всего лишь гормоны, эндорфины и количество энергии»

— Вы сами до всего доходили или у вас есть учитель?

— Мне повезло: рядом почти все время есть кто-то, кто кропотливо со мной возится. Сначала четыре года это был педагог по вокалу, он учил меня петь, а когда поёшь — не миновать вопроса, как именно дышишь и стоишь. Потом лет пять-десять — мануальный терапевт. Я все еще раз в полгода-год хожу к нему на текущие поправки. Он меня хвалит, говорит: «Оля — большой молодец, видели бы вы ее, когда она ко мне пришла». В последнее время, уже лет семь — преподаватель танго. В танго главная задача — сбалансировать и поставить на опоры тело. Мужчина ведет, женщина следует — заранее не запланировано, что будет в каждый следующий момент. Передача информации происходит через опоры и балансы, поэтому надо стоять идеально. Иначе движение разваливается. Кто от рождения хорошо собран — тому в миллион раз легче, но таких мало. У остальных либо нет перспектив, либо надо себя пересобирать.

Мой преподаватель говорит: «Когда ты поёшь, у тебя получается. Вот вспомни, как ты поёшь, сделай сейчас так же». Но это не так просто. Действительно, есть мощные энергии, которые овладевают человеком в момент коннекта с творческой силой. Но это не дает особых бонусов во всей остальной жизни.

— Вы помните себя до того, как стали работать с телом? Что изменилось под действием телесных практик?

— Начиналось с того, что в юности я преподавала аэробику. Выучила комплекс, подобрала хорошую музыку и вела группу. Это было в советское время в Свердловске, сначала во Дворце Культуры, потом в спортивном зале. Комплексы были спортивные — всё сразу и быстро. Мне эти последовательности движений давались крайне легко. Они и были рассчитаны на то, что если человек более-менее здоров, навредить ими невозможно. За час людям надо было дать и разминку, и кардионагрузку, и что-то силовое, и растяжку, и танцевальненькое для координации и положительных эмоций. И мне эти занятия дали, наверное, только то, что я стала несколько более выносливой и спортивной. Я красиво вела, но в жизни все равно продолжала сутулиться и ходить незнамо какой походкой.

Потом перебралась в Москву, на какое-то время жизнь перебаламутилась, привычные занятия растерялись. После большого перерыва поставила колени за уши — а они не ставятся. Нажала и подвернула шею. С больной шеей попала в руки к мануальному терапевту — и тут выяснилось, что у меня вообще скелет весь рассыпан, всё стоит не на своих местах. Советская система физической культуры и профилактической медицины — она, конечно, неплохая была, но с такими вещами не работала, просто их не замечала. Если человеку от природы дано хорошее сбалансированное тело, то у него могла пойти спортивная или танцевальная жизнь. Всё строилось на отборе лучших, остальные — справляйтесь, как хотите.

Однажды летом в выходной я шла по улице в центре Москвы, и вдруг мимо меня по одному побежали марафонцы. Это был участок в середине дистанции — ни музыки, ни болельщиков, ни прохожих не было, а я застряла: стояла и смотрела минут тридцать, забыла, куда иду, везде опоздала. Сюрреализм какой-то: я одна — и передо мной они бегут в тишине, очень близко. И вовсе не античные атлеты, а полуголые мужчины возрастом за 50 и за 60, все очень сильные, жилистые. И что меня поразило — каждый по-своему был корявым. Все совершенно разные: у кого плечи перекачанные, у кого ноги, у кого спина, у кого грудь — прямо парад победы духа над телом. И все бежали очень по-разному. Это была какая-то очень сильная, неприкрытая, безжалостная и мужественная картина. Я смотрела и не могла оторваться, в этот момент прямо видела их судьбы, как они всю жизнь прорывались через тернии к звездам. Никакая система их не поддерживала, никакие учителя не строили — все самородки, самоучки. Я преклоняюсь перед такими сильными людьми, но получается, что тут нужен личный героизм ценой каких-то необычайных усилий.

— Если не героические усилия, то что тогда?

— То, что тело надо настраивать — это идея, которая приходит не сразу. Она уже более тонкая. И если не дано сразу идеальное тело, то, получается, надо заниматься телесной отстройкой. Йога это, телесно-ориентированная терапия, цигун, боевые искусства, плавание или современные виды танцевальных практик, вроде идеокинезиса, но, получается, занятия телом — ежедневная необходимость. У нас у всех есть такие эмоциональные моменты, что вот «сейчас я возьмусь за правильную жизнь». Резко двинусь заниматься куда-то, пройду волшебный тренинг, стану адептом какого-то гуру.

Но лучше бы вообще выйти из парадигмы прорыва и прийти к тому, что движение — часть твоего ежедневного существования. Надо найти способ с собой договориться, потому что речь идет не о разовом штурме, а о годах, десятилетиях. Это не должно надоесть, быть трудным, потреблять слишком много ресурсов воли.

Вопрос, как занятия телом встроить в свою обыденную жизнь — самый актуальный. И всех я убеждаю не давить и не ломать себя, а найти какое-то хобби, увлечение, которое будет поддерживать в форме.

— И все же — что изменилось под действием телесных практик?

— Внешне тело не особо меняется: мне полтинник, а у меня фигура восемнадцатилетней, и даже лучше, чем когда-то была. Может быть, это просто от природы у меня легкое тело, просто повезло, что не расплываюсь. Но, по крайней мере, я не перекачанная и не перерастянутая. Не буду врать, не абсолютно здорова. Есть моменты в пояснице, в шее. И мне всё время нужно форму поддерживать, делать какие-то специальные упражнения.

Есть люди очень волевые и организованные, они себе назначают расписание. Я просто с собой по-другому общаюсь, творческим образом заманиваю.

— Устаёте?

— Напротив, все эти занятия замечательно заряжают, батарейку пополняют. Моя работа энергетически очень ёмкая, забирает много. Иногда прямо критически много. Концерты — это большая кропотливая подготовка, а потом резкий выброс энергии. Если бы я не научилась себя восстанавливать, поддерживать, то у меня постоянно было бы плохое настроение. А может и еще чего похуже — депрессия или болезнь. Потому что отдаешь всё, и у тебя не остается защиты. Но вот, например, простая вещь: самокат. Никакого волшебства, просто доезжаешь на нем за полчаса куда-нибудь — и у тебя хорошее настроение. И выясняется, что все наши экзистенциальные кризисы, философские тупики — это всего лишь гормоны, эндорфины и количество энергии.

«Ерунда наполняет другую мою сторону»

— Чем вы занимаетесь постоянно, а чем время от времени?

— У меня есть набор любимых упражнений. Я не знаю, к какой системе они относятся — они относятся ко всему. Их можно встретить в йоге, в обычной физкультуре, в танцевальной разминке: основные растяжки, простые силовые упражнения, планка. Когда у меня есть время, я потихоньку их делаю. Плюс занимаюсь всеми на свете танцами, разными видами катания (ролики, уницикл, самокат), разными видами жонглирования, в том числе с инструментарием фаер-шоу. Шест, пои, дабл-стаффы, веера — это все такое координационное, очень интересное геометрически, связано с инерциями и балансами. Пока тяжелый шест тягаешь, не замечаешь, как получаешь довольно серьезную физическую нагрузку. Вот я и люблю не замечать. Чтобы не считать секунды, подходы, отжимания. Единственное, когда стою в планке — смотрю, сколько там секунд.

— Долго стоите в планке?

— Минуту — не больше. Раньше увлекались, на тренингах экстремальничали. Стояли по две минуты три подхода. В конце падали и, бывало, вырубались, засыпали прямо на полу. Сейчас я не сторонник такого. Мне кажется, пора тренироваться мягче, вдумчивее, интереснее и, может быть, дольше. Просто в молодости мы хотим всё быстро. Прибежать, за час позаниматься — и всё сделать. Сейчас тренировки у меня могут несколько часов занимать. То булавы покидаю, то потянусь, то степ потанцую.

— Вы сказали, что себя «творчески заманиваете». Это как?

— Мне интересно учиться, я просто покупаю абонементы в любые танцевальные школы. Даже не всегда знаю, понравится мне или нет. И там столько танцев встречаю, о которых и не узнала бы никогда. Все ли знают, что такое зумба, вог, хай хилз, бути, поппинг, дэнсхолл, вакинг, трайбл? Я и этим позанимаюсь, и тем. И это, кстати, очень воодушевляюще, познавательно.

Для тела — это такая же интеллектуальная пища, как для ума — интересные книжки, задачки. В следующий раз пойду куплю еще в какую-нибудь школу абонемент. Хорошая штука для несерьезных. Потому что серьезная работа в это время совсем в другом происходит. Параллельно могут идти страшные головняки, напряжение: запись альбома, какие-то документы-бумаги, решения-решения, оргвопросы, финансовые расклады… И потом я иду и занимаюсь ерундой. И эта ерунда наполняет другую мою сторону. Чтобы не быть однобокой.

«Клинической смерти не было, наркотиков не принимала. А другие способы — это искусство»

— Занимаетесь медитацией?

— Нет, медитация — это не мое. Я непоседа. Для меня сидеть неподвижно, сложа руки — это пытка, самое трудное занятие на свете. Но медитативные состояния я регулярно переживаю в каких-то динамических ситуациях. Во время исполнения музыки происходит полная потеря внутреннего диалога. Когда жонглирую, степ танцую или танго. В эти моменты происходит настолько интенсивная работа всех систем организма, что вообще не до того, чтобы обдумывать, анализировать и говорилкой что-то формулировать. В этот момент, мне кажется, я выхожу из сетки «человек разумный».

— От ваших песен часто возникает ощущение «между мирами». А у вас был трансперсональный опыт?

— Клинической смерти не было, наркотиков не принимала. А другие способы — это искусство, танец. Театр, кстати. И мы занимались этим — с группой «KALIMBA». И наши спектакли — они, пожалуй, направлены на поиск вот этого «межмирного». Мы переживали эти ощущения. И ради этого затевались довольно сложные эпопеи. Все эти спектакли — это ужасно громоздко, затратно и неописуемо сложно. Всё для того, чтобы в какие-то мгновения пережить очень особое чувство. И вовсе не во время аплодисментов.

— Его можно как-то описать словами?

— Мне кажется, спектакль, песня — это и есть самое подходящее описание. Прямые слова не действуют. Но поэзия и музыка, какие-то визуальные, театральные моменты могут вызвать такое состояние, что ты за завесу попадаешь по резонансу. Любая связная речь, мне кажется, сразу же включает левое полушарие и рассуждающий ум. Поэтому попытка описывать сразу убивает предмет. А переживание песни, в которой текст может звучать даже бессвязно, абсурдно, непонятно — может туда выбросить.

У нас в группе ВКонтакте было замечательное голосование. Один человек сказал, что тексты в русском роке делятся на две категории: «фигня» и «ахинея». Первое — это что-нибудь вроде: «мы с моей девчонкой, я ее люблю, вперед идем по улице, в карманах по рублю»… Простые прямые вещи, в которых не содержится никакой экзистенции. А ахинея — необычные образы, которые выглядят иногда как претенциозный бред. В голосовании «Тексты Арефьевой — это фигня или ахинея?» с грандиозным отрывом победила «ахинея». Можно констатировать факт, что да — я пишу не о прямых логичных бытовых вещах, а пытаюсь передать нечто из более дальнего слоя.

На тренинге мы занимаемся такими упражнениями, как, например, абсурдный диалог. И обсуждаем: вот получились нелепые сочетания слов, а что бы это могло значить? Например, «зеркальный язык» — это такой зеркальный подиум, по нему идут манекенщицы. Или это язык, в котором все слова зеркальны — означают противоположное. Или язык, когда его показываешь зеркалу. И так далее. Выясняется, что у всего есть смысл. Яркий, броский, поэтический и неожиданный. Это, конечно, упражнение. Но если в стихах поэт употребляет необычные сочетания слов и смыслов — это уже не случайность, они выбраны по признаку того, что интуитивно попадают, вызывают резонанс. Если это настоящие стихи, конечно.

— Следует ли вообще искать трансперсонального, сверхсознательного, на ваш взгляд? Или они сами в какой-то момент включаются?

— Человек сам решает, что ему надо, чего он хочет. И есть объективная степень готовности к восприятию того или иного уровня реальности. Некоторые люди рождаются с огромным ощущением, что они находятся в каком-то странном месте, что у них что-то очень важное отнято, что есть какое-то «прекрасное далёко», потерянная родина, что мы тут заперты в телесной камере, тюрьме обыденности. И нечто главное, недоступное всё время зовет и будоражит. И это слышится в песне, видится в танце, в том, как падает свет на фигуры и объемы. Когда у тебя это есть — значит, есть. Когда нет — живи спокойно, скажи спасибо, что тебя это не терзает, не мучает.

«Надо» или «не надо» тут не работает. Если человек готов — и техники подтягиваются. Тот же театральный спектакль — вот тебе и техника. Если какое-то представление тебя перевернуло, взбудоражило, и твое сердце дрожит и рвется — вот оно «прекрасное далёко», ты его увидел.

«Мы можем работать со своими мыслями и тем, как генерим мир вокруг себя»

— Как вы относитесь к моде на «ведических» гуру, бытовую эзотерику (чакры, фотографирование ауры и так далее)? Как вам, вообще, эта среда?

— С одной стороны, огромное количество литературы на эти темы прочитано, пропущено через себя, обдумано. И ее уже невозможно развидеть. Это меняет безвозвратно. С другой — в этой среде много сумасшедших или слегка двинутых, шарлатанов, лже-гуру, целый рынок ароматических палочек, гадательных маятников и поющих чаш. Тем не менее однозначно можно сказать, что неведомый и не совсем видимый мир вокруг нас существует. И в нем многое не познано, но что-то нам начинает становиться видимым и даже подвластным. Только еще не выработан язык описания для очень многих явлений. Он находится в процессе формирования. Таких языков и систем описания много, они не синхронизированы и все по-своему приблизительны. И вот эти «но» разумного человека отпугивают. Особенно тех, для кого это — «ахинея».

Но никто не будет спорить, что во всем этом смешанном потоке есть зерна информации. Просто это не такая уж разработанная, не такая простая для человека тема. Она на границе описуемого и неописуемого, познанного и неведомого. Меня не тянет искать какие-то невероятные переживания. Я не склонна к этому. Всё уже есть. Сколько информации можешь съесть и переварить — столько и принимаешь.

Мне кажется, всё потихоньку происходит. Изменились уже люди. Раньше много чего казалось диким: как можно разговаривать с собакой, как можно жалеть корову. Целительство и видение казались каким-то волшебством, магией. Сейчас мы все поняли, что, с одной стороны, никакого волшебства нет. С другой, все вокруг — волшебство. Никаких чудесников и магов не существует — при этом мы и есть те самые маги. Никто нам не навыполняет наших желаний, но при этом мы сами можем их реализовать. Мы можем работать со своими мыслями и тем, как генерим мир вокруг себя.

— Многим, наверное, хотелось бы свернуть в этот мистический мир. Но люди боятся неодобрения, боятся быть выброшенными из привычного круга. Как, по-вашему, можно преодолеть этот страх? И стоит ли его вообще преодолевать?

— Немножко надуманная проблема. Если тебе это надо — значит, надо. Если не надо, то и живи спокойно. Есть какие-то вещи, которые жизненно необходимы: здоровье, физическая и информационная пища, общение. Это сильные потребности, от которых никуда не убежишь, которые будешь реализовывать, и по дороге много чего узнаешь. А есть какое-то праздное любопытство. «Ой, покажите мне что-нибудь магическое». Это ненужная затея, которая не то, что никуда не ведет… ведет, но туда, где человек наломает дров, сойдет с ума, полезет не в свои миры, заблудится там. Я всех отговариваю от того, чтобы гнаться за каким-то экстремальным духовным опытом.

То, для чего созрела вся твоя сущность, приходит само. Если что-то на самом деле тебе нужно — об этом скажет потребность настолько же сильная, как голод и жажда. А если не позарез необходимо — ну, почитай фэнтези.

— Как бы вы сформулировали свою главную заповедь или, если угодно, главную задачу в этом мире, этой жизни, этом воплощении?

— Жить, получать текущий опыт и излучать свои вибрации. Такая же задача как и у всех. У меня ощущение, что мы все работаем такими энергетическими насосами: перекачиваем информацию из одного состояния в другое. Сами при этом развиваемся. Побочный результат — творческие продукты, плоды, эдакие сувениры, которые скрашивают реальность, развлекают и забавляют. И мусор: физический, информационный, эмоциональный.

В юности я ощущала какую-то миссию, высокое предназначение, но со временем поняла: всё это романтический бред. То, чем мы занимаемся на Земле — это по сути игрушки, школьные тетрадки, которые ценны лишь на уроке, а завтра они — макулатура. Это не значит, что к ним надо небрежно относиться. Но преувеличивать значение, например, своих песен, я бы не стала. Встречи с людьми и учебные задачи, которые возникают по ходу жизни, не менее важны.

— Последний вопрос будет пионерский — что такое любовь?

— Пионерский вопрос — он самый сложный и есть. Что такое человеческие обмены энергиями — понимаю. Страсть и влечение — переживала. Взаимовозбуждение мужской и женской энергий — происходит. Что такое дружба и сотрудничество, совместная работа, поддержка друг друга — тоже переживаю. Что такое щедрость, альтруизм, нежность, красота — да. Но любовь — это что-то большее. То, чего, собственно, пока не особо хватает нашей планете.

Беседовала Елена Кузьменок

Что еще почитать на тему «Саморазвитие»

Наталья Минникаева:

Мастер Ошо-медитаций, энергопрактик рассказала о важной цели — учить женщин быть самими собой.

Эллина Перминова:

Психолог, коуч рассказала о том, как глубокий кризис помог выйти на новый виток самосознания.

Светлана Бабкина:

Четырежды мама, почти 20 лет жена, мастер релакса рассказала о миссии родителей и важных для женщины...

Сергей Бабкин:

Пармейстер, счастливый муж и четырежды отец. Недавно он ещё раз стал родителем, только уже не ребёнк...

Мы используем куки

Не переживайте! Куки не сделают ничего плохого, зато сайт будет работать как следует и, надеемся, принесёт вам пользу. Чтобы согласиться на использование куки, нажмите кнопку «Понятно» или просто оставайтесь на сайте.

Понятно